Предисловие



Я назвал эту повесть "Моя армия", потому, что в ней я буду рассказывать о себе. Это говорит лишь о том, что описываемая мной обстановка, люди и все остальное изначально не абсолютно объективны. Они пропущены через призму моего восприятия жизни, моих моральных устоев, жизненных догм, которые мне вживляли родители с самого моего рождения: Любому, кто мне скажет - "Эй, это не так! Так не было! " - я отвечу - " Так вижу Я, а ВЫ смотрите по-другому... "

Я еще не знаю, чем станет "Моя армия" для меня, потому, что в данный момент я только начинаю ее писать. Может это будет дневник, может - беллетристика, может мусор для урны, но я начинаю ее не смотря ни на что...

Итак, "Моя армия"... АК (25 марта 2000 года)



Повестки



Если мне не изменяет память, то повестки начали приходить мне с конца сентября. Первая пришла тридцатого числа и именно с этого момента, как я считаю, началась моя "армейская" жизнь. Не потому, что я сразу же попал в армию, а потому что это слово из пяти букв начало заполнять мысли в моей голове.

Чтобы всем было понятны причины тех или иных моих поступков, мое мнение о чем-либо - я расскажу о себе. В общих чертах, конечно, но это многое объяснит в дальнейшем моем повествовании.

Мне двадцать два года (в мае-2000 будет двадцать три). Я окончил университет и призвался всего на год, в то время как все остальные (те, кто без высшего образования) - на полтора. Во всей моей семье нет ни одного человека, включая родных и двоюродных бабушек, дедушек, тетей и дядей (я говорю о тех, кому уже больше двадцати), у кого не было высшего образования.

Я разбираюсь в компьютерах - не "хакер", а просто разбираюсь. Знаю английский язык - не переводчик, а просто знаю. Умею играть на гитаре (с улыбкой пишу, что "просто умею"). Слушаю очень много самой разнообразной музыки, читаю самую различную литературу и, как вы уже поняли, пишу книги сам. Еще у меня есть два друга (не без помощи одного из которых я оказался здесь в армии - не "в армии", а "здесь", т. е. за компьютером), но о них тоже отдельно и позже.

Повестки... Что же было первым, когда я получил повестку? "Предлагаю вам явиться тогда-то тогда- то туда-то туда- то... " Вроде бы я подумал - ну вот, началось. О том, что я здоров и меня непременно заберут служить, я знал давно и готовил себя к мысли, что рано или поздно эта бумажка придет в мой почтовый ящик, но вот она пришла, и я немного растерялся, хотя в душе ждал с нетерпением ее появления. Почему с нетерпением - да потому, что это как в рекламе ирисок - "испытай новые неизведанные ощущения". Я получаю удовольствие от всего нового и необычного - независимо от того, хорошим или плохим является это новое. Конечно, по большому счету мне хватило бы и нескольких месяцев для "получения удовольствия", но люди в мундирах любят растягивать это.

Я появился в военкомате с полусотней таких же, как я призывников, еще относящихся к армии с позиции гражданских лиц далеко не преклонного возраста, привыкших вести вольный, если не сказать разгульный образ жизни. Многие их этих парней уже вполголоса обсуждали, кто какую справку себе достанет, чтобы "закосить". Те, которые уверяли, что им не светят кирзовые сапоги, смотрели на остальных словно бы свысока, как будто что-то героическое было в их связях и знакомых. Те, кто ничего не мог - либо стояли какие-то прибитые жизнью, либо просто спокойно болтали о чем-то своем. В военкомате собралось много моих знакомых по университету, а их занимало в тот момент - кто где работает после окончания, кто с кем спит, кто с кем пьет и у кого сколько денег в кармане. Мы постояли с полчасика, подождали пока все соберутся и нас всех по - быстрому прогнали через кабинет, где записали паспортные и прочие данные, перепроверили информацию в личном деле и всучили следующую повестку. В общем, первое мое появление в военкомате ничем примечательным не ознаменовалось. Дальше - больше. В следующий раз мы уже проходили комиссию. Потом те, у кого что-то "нашли", направлялись на дополнительное обследование, но вся суть в том, что, наверное, только два-три человека из всей нашей гоп-компании действительно получили отсрочку или были "списаны".

Постоянно во время своих приходов в военкомат я наблюдал за людьми - это одно из моих любимых занятий - наблюдать. Они все такие разные... Были и здоровенные детины, буквально рвущиеся в армию, дабы было кому показывать свою удаль. Были и домашние мальчики, настолько задерганные в этой суете, что они шарахались при малейшем шорохе. Меня еще тогда поразило это - а ведь они могут попасть в одно место и вместе служить. Какова справедливость - один - кровь с молоком, два метра ростом, цветущий гигант, наверняка КМС по дзюдо или самбо, в кожаной куртке, с бритым затылком и здоровенным серебряным браслетом на запястье. Он стоит свободно, широко расставив ноги, держит руки в карманах или поигрывает одной рукой четками из слоновой кости. Он накачан, как мистер Вселенная, его боксерская челюсть демонстративно пережевывает Orbit shugarfree, а блестящие квадратоносые туфли скрипят при каждом движении. Другой - домашний мальчик (одного, кстати, с детиной возраста) в замусоленном свитере, легкой ветровке, потерявшей все признаки цвета и грязных корявых ботинках. Невысокого росточка, узкий в плечах и с кривыми ножками. Он вертит по сторонам своей непомерно большой головой, качающейся на цыплячьей шейке, и заикается, когда к нему кто-то обращается. Он весит столько же, сколько браслет на запястье детины, дышит порывисто и нервно, а при любом взгляде на него - краснеет и у него начинается нервный тик. И вот теперь представьте, что они оба попали в одну роту и должны что-то делать (не важно что, можете придумать сами) - бежать кросс, таскать катушки с кабелем или ящики со списанным оборудованием... Каковы равные условия?

Интересные чувства меня посещали во время моих приходов в военкомат - мне то было противно все, что там происходит, хотелось бежать прочь, спрятаться от всех этих повесток (но такое случалось крайне редко), то хотелось, чтобы меня побыстрее забрали, как говорится раньше сядешь, раньше выйдешь. Хотел ли я идти в армию? Честно говоря, не знаю, наверное, да. Странный ответ... Непривычный... Когда я уже попал сюда и замполит (точнее заместитель командира части по воспитательной работе) спросил меня с желанием ли я шел в армию - а он беседовал с каждым новобранцем - я ответил, что да. Его реакцию я не мог предположить - слишком уж бурной она оказалась. Он поднял брови, вскинул взгляд, уголки его рта удивленно опустились, он резко откинулся в кресле. "Странно слышать такое в наше время от молодого человека... И можно узнать, почему вы шли сюда с желанием?" Я объяснил ему все - просто рассказал свои мысли, которые зрели во мне полгода во "времена повесток". Я ленивый человек : я бы хотел заниматься спортом (бегать, качать мускулы, стать "большим и красивым"), но на "гражданке" я хотел достичь этого не напрягаясь. Неделю позанимался и вот он я - Арнольд Шварценеггер. Тут, а тогда ещё "там", меня заставили бы поздороветь независимо от моего желания. Я вел разгульный образ жизни - ночные бдения за компьютером, иногда на пьяную голову (пиво, гораздо реже - водка), дискотеки с возвращением домой ранним утром, девочки, пьянки - гулянки и т. д. Таким образом, здоровье мое было подорвано. Мой бледный, замученный вид, мешки под глазами, отвратительное нерегулярное питание, вгоняли не только мать, но и меня самого в скверное расположение духа, когда я задумывался надо всем этим. Но задумывался я редко. Армия же могла дать мне режим. Еда три раза в день, сон по распорядку, опять же физо, работы... Далее - от физического к духовному... С меня давно стоило бы сбить всю спесь. Дело в том, что я слишком самоуверен, самовлюблён и у меня завышенная самооценка. Если говорить по Фрейду, то трудно с уверенностью ответить, что же пересиливает в моем внутреннем мире - Оно, Я или Сверх Я, но то, что мое Я я считал превыше всего - это уж точно. Дисциплина и уравниловка - вот чего я ждал от армии в этом плане. Вот так вот. Все вроде отлично - идеальный новобранец... Единственное, что меня угнетало - это отсутствие какой бы то ни было свободы на ближайший год. Если на гражданке мне становилось грубо говоря хреново на душе, то я просто шел прогуляться по городу, успокоиться, а тут (там) такой возможности нет...

В общем, меня таскали по военкоматам до самого нового года (изрядно попортив нервы вопросом - уйду ли я уже на Новый год или же встречу его еще свободным человеком) и 11 января 2000 года я призвался в армию.

Повторяю эту фразу, из-за которой я собственно и получил возможность писать эту книгу: 11 января 2000 года я призвался в армию!!!



Карантин



И вот, дурдом начался. Мы попали в часть. Нас покормили первым армейским ужином (гора картофельного пюре с куском жареной рыбы - никто почти не ел). Младший сержант, который сопровождал нас вместе с майором К. из Витебска в Полоцк, пошел вместе с нами к вещевому складу, где нам выдали форму, сапоги, шинель... Тот момент я запомню на всю жизнь: мы стоим около ступенек, неподалеку вышка с часовым, у нас в руках все наше новое хозяйство, кто-то курит, кто-то просто переминается с ноги на ногу, с плаца доносятся разноголосые строевые песни, которые пелись на вечерней прогулке... "Товарищ младший сержант" подходит к нам, бросает часовому фразу : "Эй, смотри, у тебя на посту курят..." веселым тоном, а потом поворачивается и говорит : НУ, ЧТО, ПАЦАНЫ, ВСТРЯЛИ?!?!. О, да... пророческие слова...

И вот наступило завтра... Первый подъем... Первая зарядка... Первое занятие по строевой подготовке... первая уборка территории... Помнится, поначалу все ходили словно в тумане - новые порядки, новая обстановка и отсутствие всякого рода свободы. Парень с которым мы сейчас в одной роте, рассказывал мне уже где - то через полгода, как он воспринял первый подъем : "Сплю, вдруг слышу крик : Рота подъем! Думаю, какой к черту "подъем", я еще спать хочу... потом смотрю все подорвались, давай одеваться, грохот стоит, шум, ну тут я и вспомнил, что я в армии..."

Что на счет меня - даже не знаю - я довольно быстро приспосабливаюсь к условиям в которые попадаю, поэтому я не испытывал особых неудобств - надо подниматься в шесть утра - так надо, что поделаешь. Строем в туалет по утрам - ну что я могу сделать раз я в армии, а тут такие порядки... Парни, которые "жили" со мной по соседству все время поражались, что я спокойный, как удав - хожу себе, улыбаюсь...

Мгновенно раззнакомились, выяснили - кто откуда, у кого какие интересы в жизни, у кого кто остался на гражданке - девушка, подруга, друзья или только предки... Нас принялись учить уму разуму наши два сержанта - Рык и Карп (это клички; я не особо хочу указывать конкретные фамилии конкретных людей, даже не знаю, почему).

Мы учили Уставы, занимались строевой, физо, нас учили заправлять кровати, держать в карманах только то, что разрешено и т. д. И так каждый день. Сержанты на нас практически не орали и не злились - скорее немного прикалывались между собой. Тех, кто начинал "гнуть пальцы" на предмет того, какой он крутой, обламывали очень быстро. Разными способами... Простейший пример: кто-нибудь стал выкаблучиваться - да я да мы да вы! "Хорошо... Сборы становись в расположении!!!" - кто писал письмо (нашлась таки минута - другая, а тут на тебе!), кто засел "на очках", кто просто расслабился после трудного дня - все всё бросают... "Товарищи солдаты! Среди вас появились крутые парни, такие как рядовой М. , которые не хотят делать то, что делают остальные, им взападло. Поэтому сейчас мы устроим показательное физо. М. , ты стоишь рядом со мной и смотришь на остальных - ты же крутой, тебе не хочется делать что-то вместе со всеми. Все, кроме рядового М. упор лежа принять! Отжимания на счет раз-два... И поехало. Пару раз М. подорвется отжиматься вместе со всеми - это остановят. Когда все выдохнутся, а М. , не в силах больше терпеть, снова начнет отжиматься вместе со всеми, вполне может произойти следующее : Ладно, товарищ солдат, раз ты так рвешься к спорту, значит теперь отжимаешься один, а все смотрят... А потом снова наоборот, до изнеможения, но М. больше не позволяют - ни со всеми, ни одному. Как думаете, как он себя чувствует после этого? По-прежнему выступает? Я привел самый простой способ укрощения, а их десятки и куда более действенных...



Интермедия "Всё"



Прошу прощения, но на тот момент когда я пишу эти строки в моей жизни уже произошло одно знаменательное событие:

:Сегодня 11 января 2001 года. Сегодня я вышел за ворота КПП, чтобы уже никогда не вернуться. Сегодня я снял форму, чтобы никогда уже ее не одевать. Сегодня я снова стал свободным. И со мной еще 12 человек из нашей части: А вчера 10: А завтра еще около 30: Последние солдаты уходящего тысячелетия:



Карантин (продолжение)



Главным приколом карантина лично для меня были слухи о жизни в батальонах. Сведения эти собирались по крупицам и бережно передавались "из рук в руки". Некоторые из них были абсолютно бредовыми, некоторые подтвердились, но в общем то как это всегда бывает со слухами, большинство из них имели негативную окраску. Говорили о том, что заставляют лезвием драить сортир, бегать за водкой "самоходом" на другой край города, что в карауле тебя могут запросто пристрелить, что в батальонах вообще одни звери и они только и ждут, чтобы растерзать нас. Последний слух почти ни у кого не вызывал сомнений, потому что когда мы ходили в столовую, из форточек казармы несколько раз кто-то высовывался и орал диким голосом : "Слоны! Мы вас ждем!!!". Что такое "слон" для тех моих читателей, которые не знакомы с армейской неуставной иерархией, я поясню чуть ниже:

Вторым вопросом первой важности стали сигареты. Первые два дня их было полно у всех. Pall Mall, Союз Аполлон, Monte Carlo и т. д. На третий день все это изобилие закончилось и пришлось просить прапорщика - старшину карантина, чтобы он сходил в магазин. А в ближайшем магазине была только "Астра". "Дайте мне, пожалуйста 30 пачек "Астры"". Весело. Началось "стреляние". Сигарета уже курилась на троих и на четверых. Доходило едва ли не до абсурда. Стоит найти где-нибудь сигарету, выйти на лестницу и как только чиркаешь зажигалкой, на этот звук с разных сторон сразу доносится "Покурим!!!". Тут я второй раз наблюдал всю пагубность этой привычки, хоть и сам курил. Когда-то после первого курса института я поехал в стройотряд в Молдавию. Парням было попроще с амбициями, а вот остальным: Поначалу девушки, которые всё время раньше курили сигареты не хуже "Mальборо" и "Пьер Карден", маялись от дороговизны и почти полной недоступности подобных марок в молдавской деревне, ну а потом: потом они готовы были грызться как собаки за половинку "Нистру" - местного чуда табачного производства - без фильтра, вонючие, с сеном и навозом вместо табака, сигареты:

Третье - это еда. Не думал, что будет так не хватать всего. Калорий сжигалось очень много, а того, что давали в столовой уже не хватало. Это что касается обычной еды. Я не представлял себе какое наслаждение может доставить маленькое печенье или обыкновенная карамелька, не говоря уже о шоколадной конфете. Я, казалось был бы готов отдать целое состояние за горстку чего-нибудь сладкого или просто вкусного:

Ну, ладно, я отвлекся:

Вообще, все время в карантине у меня ассоциируется с чем-то мрачным, от всего веяло обреченностью и безысходностью. Начиная с темной лестницы, на которую мы выходили курить: Лестница с высокими ступеньками, за которые постоянно цеплялись ноги в непривычных тяжелых сапогах. Лестница со столь специфическим запахом (не то краски на стенах, не то еще чего - то), что уже потом, под дембель, когда мы работали в помещении карантина, готовя его к приходу молодых, мне становилось плохо от одного только этого "аромата" и воспоминаний, которые он вызывал.

То время, что мы проводили на улице, тоже как правило попадало на сумерки и темноту. Утренние физические зарядки, помощь в уборке территории, завтрак, ужин: Весь остальной день проходил как правило в помещении:

Вообще, мне трудно писать про карантин, потому-что в эти три недели все было как-то непоследовательно, воспоминания рваные и неполные. Вспоминается, как я писал свое первое письмо предкам, а потом первое письмо Маше, моей ПОДРУГЕ (на всякий случай рекомендую посмотреть в словаре лексическое значение этого слова). Как пришло первая весточка "с большой земли" и мне - естественно от Маши. Как отец был проездом в Полоцке и по ходу дела приехал на КПП и забрал мою гражданскую одежду. Как мой друг, который служил в этой части до меня, позвонил мне в карантин и каково было моё удивление, когда я услышал в телефоне его голос. Как меня уже в карантине замполит вызвал работать на компьютере и там я впервые увидел жизнь за пределами "расположения сборов молодого пополнения". Как я первый раз шел по части без сопровождения и отдавал воинское приветствие направо и налево, немного испуганный и немного гордый тем, что я уже более самостоятельный, чем все остальные. Как мы "играли" в "три скрипа": Чуть подробнее (совершенно неуставная игра (опять же, для тех кто не знает, "Неуставная" значит в большинстве случаев - запрещенная)) : после команды "Сборы, отбой!" не должно быть больше трех скрипов кроватей в течение как минимум десяти минут. Иначе - "Сборы, подъём!!!", а после - снова отбой и снова до трех. А панцирные сетки на кроватях такие скрипучие. Несколько раз были несправедливые подъемы - когда скрипа было только два, но иногда и наоборот, я отчетливо слышал три, даже четыре, но сержант уходил смотреть телевизор, досчитав только до двух. Я вспоминаю также, как совершенно не было времени для писем - ухватишь минут пять, черканешь пару строчек и всё. Я вспоминаю, как амбициозные заносчивые личности ломались в считанные дни и превращались в нытиков и мягкотелых барышень:Я вспоминаю, как в самом конце карантина наши сержанты звали к себе "избранных" и спрашивали, как они будут жить - по "дедовщине" или по "уставщине". Причем "дедовщина" в их понимании - это "метаться" на своих дедов, платить им деньги, доставать сигареты, чистить сапоги и терпеть побои. Они говорили в общем смысле, повторяя, что не обязательно со всем перечисленным придется столкнуться в нашей части. А "уставщина" - то, что ты будешь растекаться лужицей перед "шакалами" (так называют офицеров и прапорщиков), сдавать всех: Я сказал им, что сдавать никого я не собираюсь, даже если меня изобьют до полусмерти и отберут все деньги - так уж я воспитан, но и метаться буду ровно настолько, насколько мне позволяет моя гордость и самоуважение. Меня очень внимательно выслушали, переглянулись между собой - "Мы в нем не ошиблись:" - так я трактовал для себя этот взгляд. И спросили, кто еще по моему мнению достоин того, чтобы можно было не бояться с ним напрямую говорить. Я сказал своё мнение. Потом они сделали то, что хотели и для чего они, собственно и затеяли всю эту беседу. "Мы тут вкалываем с вами вместо того, чтобы спокойно жить в батальоне, тебе не кажется, что нам за это нужна благодарность. " Была названа сумма. Я отдал ее с улыбкой на лице. Меня все это умиляло - как люди унижаются, а они именно унижались, ради каких-то копеек. Я знал, что если сумма покажется мне неприемлемой, я спокойно откажусь от благодарственного взноса и разумно объясню почему, либо просто совру, что у меня нет денег:

Не знаю, что мне помогало держаться в карантине. Возможно моё нестандартное восприятие мира: Я помню, дал себе одно обещание. Еще в военкомате перед самой отправкой, мы сидели в каком-то спальном помещении, дожидаясь окончательного оформления документов, автобуса или чего-то еще: Я смотрел вокруг себя - некоторые сидели, уронив голову на грудь и тогда я решил, что никогда в армии я не опущу голову (в самом прямом смысле), каким бы уставшим и замученным я ни был. Было очень трудно пройти спокойно через все вышеперечисленное, а кроме того, я не упомянул про дикую физическую усталость, голод, холод, постоянное моральное давление: но я не опустил голову ни разу.



Присяга



Это было ярко, но как-то пресно. Словно перстень с поддельным камнем. Напускная торжественность, пафос, громкие фразы, будто мы и в правду собирались защищать Родину на войне. Главной радостью лично для меня было то, что всех молодых солдат отпустили на день в увольнение и я отдохнул морально от всей этой извините, "мозгодрючки". Родители привезли гражданскую одежду, чтобы я себя нормально чувствовал (правда один раз я чуть не отдал воинское приветствие какому-то капитану, только за долю секунды до того, как собрался поднять руку, осознав, что я не в форме). Мы сняли небольшую комнату в общежитии на день, там меня покормили, снабдили сигаретами, напоили моим любимым напитком - кофе и заговорили, вернее "заспрашивали" донельзя. Мне, совершенно в свое время не домашнему парню стало так спокойно и приятно рядом с родными, что я сам себе поражался. Произошло еще одно событие в тот день. Весьма знаменательное. И не совсем хорошее. Мои друзья ехали ко мне на присягу: и не совсем доехали: Ромка едва не угробил всех по пути в часть. Зима, гололед, снежные заносы и все такое - это не прошло даром. Машину выбросило с дороги в кювет: Слава Богу, все обошлось:



Почему слоны?



Была такая фраза в одном мультфильме. Почему слоны?! Объясняю некоторые вещи для тех, кто не знает. Эта глава преимущественно предназначена для людей, не знакомых с неуставными армейскими традициями. Привожу некоторые примеры, чтобы читателю было понятно, если у меня ненароком выскочит фраза вроде : "Все маслаем как молодые, а он выпал на мороз, нычканулся в ленинской и ящик смотрит:!"

СЛОН (или Дух) - солдат первого периода службы (до полугода). Есть такая расшифровка в дембельских блокнотах - Солдат Любящий Офигенные Нагрузки). Настоящая история возникновения этого слова мне неизвестна. Слон должен "метаться" на дедов (дембелей), работать как проклятый, ходить в самые тяжелые наряды:Слону запрещено ослаблять ремень хоть чуть-чуть, нарушать "форму одежды" - т. е. расстегивать верхнюю пуговицу, поддевать под форму свитер (так называемый "вшивник" зимой, когда холодно), держать руки в карманах. Он должен подшиваться каждый вечер (пришивать на внутреннюю сторону воротника формы белый "подворотничок"), всегда быть идеально выбритым. Ему запрещается самостоятельно заниматься спортом во время не записанное в распорядке дня (т. е. "качаться" по вечерам), запрещено есть что-либо кроме того, что он получает в столовой на завтрак, обед и ужин. Первый признак усталости у солдата - это потеря сознания: Это сказано про слонов.

ЧЕРЕП - солдат второго периода службы (от полугода до года). Исключение - "годичники" - те, кто с высшим образованием. Попозже объясню, почему. Черепа учат слонов уму-разуму, "прокачивают" их (физическое давления разного рода - от рукоприкладства до отжиманий от пола и "армейской пружины" (приседание с подпрыгиванием). Черепа говорят, что именно слоны должны делать для дедов (в идеале слон имеет право говорить с дедом (дембелем) только когда тот сам к нему обратился). Если слоны ошибаются, ведут себя неправильно или попросту не выполняют дембельских поручений, то "прокачивают" уже черепов. Череп - своеобразный посредник между дедами и слонами. Многое из так называемых "обязанностей" слонов и черепов будет упоминаться по отдельности в процессе дальнейшего повествования.

ДЕД - солдат третьего периода службы. Тут возникают отличия от армейских традиций, например в российской армии : там на данный момент служат два года и время пребывания солдата "дедом" - полгода. У нас служат полтора и дедом солдат становится после года службы до того момента, пока не выйдет ПРИКАЗ об увольнении в запас. Он обычно выходит за несколько месяцев до окончания срока. "Уволить в запас военнослужащих срочной службы в соответствии с установленными сроками службы:" или что-то в этом роде. После этого дед - уже дембель. К дедам еще вернемся (по сути дед и дембель в белорусской армии - это одно и тоже): Перед тем, как выходит ПРИКАЗ бывает СТОДНЕВКА.

СТОДНЕВКА. "Сто дней до приказа: он был друг из класса:" помните такую песню? Пока идет стодневка, слоны забирают у дедов масло во время завтрака и ужина. Незаметно для "шакалов". И поздравляют дедов (говорят цифру - сколько деду осталось дней до приказа, а более-менее приличные сигареты, которые дают дедам после каждой пайки ( приема пищи), подписывают - тоже - сколько дней осталось).

ДЕМБЕЛЬ - последнее звено в неуставной иерархии солдат срочной службы. Он ничего не делает кроме того, что ждет окончания срока. Он уже "своё отметался". Слоны делают за него все - от чистки сапог и поисков ткани для "подшивы" (сложенная в несколько слоев белая ткань вместо "слонового" подворотничка); от работы, порученной дембелю старшиной или кем-нибудь еще, до расстилания/застилания кровати.

МОРОЗ (ВЫПАСТЬ НА МОРОЗ) - прикинуться дураком, сделать вид, что не понимаешь, о чем идет речь. Например:

- Ты не видел здесь последний номер "Комсомольской правды"?

- Где "здесь"?

- Ну, на столе, или где-нибудь поблизости:

- "Комсомольской правды"? А это не она?

- Нет, это "Частный детектив"!

- Точно? А:да: Давай поищем, может она завалилась куда-нибудь :

- Слушай, а Игорь сюда не приносил ее?

- Какой Игорь? Что не приносил?

Второе значение этого слова, к примеру "делать на морозе" - медлительно, не напрягаясь.

НЫЧКА (ВЫПАДАТЬ НА НЫЧКУ) - 1. Место, где можно спрятаться и не работать в то время, как другие МАСЛАЮТ (работают). 2. Укромное место, куда прячут что-либо. Например: Сигареты лежали в нычке под полом.

ЛОСЬ - своеобразный способ рукоприкладства - чтобы не было синяков и побоев. Классический лось делается так: слон складывает ладонь на ладонь передо лбом так, чтобы пальцы левой и правой руки были под прямым углом; получается подобие рогов. Удар происходит в эти сложенные руки в середину ладоней. Этакое микро-микро-сотрясение мозга. Бывают звезды перед глазами, бывает просто яркая вспышка - все зависит от силы удара и от силы того, кто бьет. Помимо такого лося есть еще много вариантов. Ну, для примера, лось - самоубийца (сам с разгона бьешься "рогами" в стену) или прячущийся лось - высовываешься из-за какого-нибудь укрытия, чтобы получить лося, снова прячешься, снова высовываешься. Лося делают по команде "Давай на лося" или "Заряжай".

ФИШКА (РУБИТЬ ФИШКУ) - самое близкое значение этого понятия - на блатном жаргоне, но всем понятное - стоять на шухере. ФИШКУ выставляют всегда, когда занимаются всякими неуставными делами. Воспитывают слонов, пьют водку, курят не в курилке или в туалете, а в казарме и т. д. У этого слова вообще-то много значений, фишкой может называться и просто присутствие офицеров или прапорщиков.



Батальоны



Появление в казарме, особенно первые минут двадцать были словно в каком-то угаре. Так воспринимается окружающая действительность лично мною в состоянии хорошего подпития. Все в каких-то кусочках: Мы заходим в расположение первой роты батальона и роты связи, в которой мне служить. Кругом крики, шум все куда-то бегут, грохочут табуретками, кто-то походит мимо с огромными деревянными лопатами. Мы подходим к стене с гвоздями-вешалками повесить шинели, кто-то сзади спрашивает сигарету. Я поворачиваюсь, вижу наглую морду и нервничая достаю из пачки одну "союз-аполлонину". Потом нас куда - то ведут, что-то говорят:Жуть:

Один из карантиновских слухов подтвердился полностью. Там говорили, что первую неделю нас никто не будет трогать. К нам будут присматриваться - кто чего стоит. Выбирать - кто сильный, кто слабый, решать с кем какая манера поведения пред-почтительнее. Законы в армии почти как в волчьей стае. Объясню немного подробнее. Есть такая фраза "Армия - это волчья тропа и ее надо пройти, оскалив зубы. " Поначалу сама фраза мне понравилась, но еще больше она мне понравилась, когда я осознал всю ее правильность. Если не ты, то тебя. Так во всем. Если не ты унижаешь, то тебя унижают. Если не ты оскорбляешь, то тебя оскорбляют. Если не ты ешь живьем, то тебя едят. Звучит громко, но на самом деле это еще и очень правдиво. Стоит хоть раз проявить слабость и считай, что ты конченый человек. В следующий раз от тебя будут ожидать проявления слабости, а если и нет, то слух о том, что ты прогнулся под кого-то распространится со скоростью света. Первые полгода даже сами слоны очень внимательно смотрят друг за другом. Если они помогают товарищам по службе своего призыва, то живется таким слонам относительно легко, как это оказалось в моем случае. Если же они тянут одеяло каждый на себя, если кто-то нычкуется, пока другие работают, если начинает "лизать задницу" дедам и черепам, заботясь лишь о своем благополучии, то нелегко придется всем. Кстати, еще одна примечательная деталь. Обычно те слоны, которым больше всего достается, те становятся уважаемыми и среди старших призывов, хотя ни слова об этом не говорится.

Итак... Слонов почти сразу же после их прихода в батальоны и роты "поделили"- т. е. деды присмотрелись, решили кто кого хочет себе в слоны. Произошла "раздача слонов". Черепа объяснили нам наши слоновьи обязанности. Первыми выходить строиться из столовой и из казармы, всегда первыми спускаться по лестнице (если какой-то слоненок замешкался, то за дверью, в которую он не успел (при условии, если за ней нет фишки) его ждет "злостный череп" с ремнем в руке и можно здорово получить металлической бляхой по заднице). Довольно - таки болезненно, доложу я вам. Дальше: По команде "Один!" кто-то из слонов должен сразу же подбежать к деду и узнать, что тот хочет (при условии, естественно, если это его дед или дед из его роты). Слоны должны снабжать дедов сигаретами, отдавать им получку или большую ее часть - по усмотрению деда. Расстилать постель деда, когда тот говорит "Я ложусь спать" и застилать ее утром при подъеме: Черт: Ловлю себя на мысли, что моя повесть на данный момент представляет собой едва ли не пособие для потенциальных слонов: Ну, да ладно. Также слон должен чистить куском шинельной ткани латунную бляху на ремне деда до почти нереального блеска.

Вообще все армейские порядки поначалу были дикими для всех, а для меня, обдумывающего каждое событие по 10 раз, в особенности. В армии все должно быть однообразно. Или все в шапках или все без них. Или у всех зеленые пуговицы на шинелях или у всех желтые. Или кино в клубе смотрят все или никто: Я это к чему:

Было как - то раз: Обычное воскресенье. Подъём, наведение порядка, завтрак: А потом все 100% личного состава спать. Никаких возражений не принимается. То, что кто-то не хочет спать, что у кого-то есть желание посмотреть телевизор, поиграть на гитаре и т. д. - это не имеет значения - !всем спать!. Хотел написать письмо - пришлось делать это в кровати.

И еще одно: До армии, читая анекдоты про вояк и их манеру говорить, я считал, что все это придумывают специально, утрируют: Ан, нет. В армии я понял, насколько реален весь этот маразм вроде "от меня до следующего столба медленно бегом шагом марш". Привожу некоторые перлы, услышанные мною от офицеров и прапорщиков нашей части (для правдивости мне придется сохранить некоторые образцы ненормативной лексики) :

* Все знают, что голова у человека состоит из костей. Но все равно удар об землю мозгов не прибавляет;

* Бёдра это то, что находится между ляжками и ж..ой. Все остальное - это другие части тела;

* Его опознают по родинке на правой полуж..пице;

* Ни да ни полтора;

* Каждому барану свои яйца;

* Командир хочет видеть твое недовольное лицо на территории;

* У командира крыша потекла - срочно нужно латать;

* На каждую задницу с лабиринтом найдется лом;

* Некоторые думают, что мухоморы - это подберезовики с веснушками.

И далее в таком же духе:

Было так интересно наблюдать за всеми - я получаю удовольствие от жизни, когда есть о чем подумать, а тут же - столько всего нового необычного и необъяснимого, что я целыми днями находился "на своей волне". Внимательно смотрел за всеми, изучал окружавших меня людей.

Дедушки мною так заинтересовались, что от них не было отбоя в течение почти всей "слоновки". Во-первых они узнали (вернее, чтобы заинтересовать их собою, я ненавязчиво показал всем вокруг то, что я могу и умею), что я могу писать стихи (естественно, когда надо было поздравить девушку или сестру или еще кого-нибудь, обращались ко мне). Во-вторых, когда по телевизору шли иностранные музыкальные клипы, меня постоянно просили перевести содержание той или иной песни. В-третьих, по вечерам я часто играл для дедов на гитаре (я привез в армию свою гитару из дома, когда первый раз пошел в увольнение ). В четвертых, они узнали, что "пишу книги", как кто-то выразился. Короче скучать мне не приходилось:

Я понял, откуда все эти неуставные армейские традиции, приколы и прочая дребедень. От одиночества и безделья. От скуки и безысходности. От того, что срывает крышу: Парочка примеров:

"Сушенные крокодилы" - "слоны на дужки" - игра заключается в том, что молодые должны повиснуть на дужках кроватей, т. е. упираясь ногами в заднюю часть кровати, а руками - в переднюю. Так можно висеть сколько угодно, пока не прозвучит команда "Крокодилы высохли!" или "Упали!" тогда отпускаешь руки и ноги и со всей дури падаешь на кровать. Бывает, что кровать складывается под тобой и ты уже на полу под невообразимый грохот железа и гогот дедов. В принципе висеть не так уж трудно, если рост высокий - получается вроде упора лежа на полу. Но если ты невысокий, то ты словно висишь в воздухе, растянувшись во весь рост.

"Пчелки" - это больше развлечение, чем истязание, в отличие от "крокодилов". Сродни обычной битве подушками. Одного слона назначают дихлофосом. Он издаёт пшикающие звуки. Все остальные - пчелы. Пчелы убегают от него - по кроватям, по головам, по подоконникам: Как только звучит команда "Пчелы в улей!", пчелы должны как можно скорее добраться до ближайшей тумбочки, засунуть в нее голову и громко жужжать. Таких дурацких игр несметное количество, нет смысла про все рассказывать:

На каждый определенный вопрос должен быть только определенный ответ:

- Как жизнь?

- Как в сказке.

- А как в сказке?

- Чем дальше, тем страшнее.

- Сколько прослужил?

- Только с поезда - рельсы еще не остыли.

- Ты устал?

- Здоров как бык - давай работу:

Один раз деды устроили "дискотеку". Собрали слонов после ужина в "Комнате досуга и информирования" (раньше она просто назывались Ленинская комната - так проще и привычней, поэтому дальше я так и буду писать). В это время как раз показывали по телевизору видеоклипы и был объявлен конкурс на лучшего танцора. Те, кто хорошо станцует - могут идти дальше заниматься своими делами. Началось. Дедушки ржали до коликов. Отпустили человек пять, а потом началась медленная песня. Всем сказали разбиться на пары. Танцуем медленный танец!!! Станцевали. Один парень рассказал мне потом, что ему шепнул его партнер во время танца. "Ну уж это я своим детям точно рассказывать не буду. " В общем, как говорят, кто в армии служил, тот в цирке не смеется.

Очередная фраза из армейского фольклора : "Армия кажется романтикой только тем, кто в ней не был. " Это я к тому, что все время, которое я описывал, мы не только так вот своеобразно развлекались и развлекали. Мы ходили в наряды - по столовой, по роте, посыльным по штабу. Совсем по чуть-чуть про каждый наряд (так, как он выглядит для слонов): Наряд по столовой - это сутки с грязной посудой, загаженными столами, по колено в воде, в картофельных очистках, а вокруг ошметки сырого мяса, помои, вонь: Наряд дневальным по роте - постоянно наводишь порядок, все оттираешь, сутки ходишь с тряпкой, ведром и полотёром, спишь за эти сутки максимум часа полтора - два (хотя по Уставу положено четыре). Все время на ногах. Спина болит, ноги пухнут, руки - в ссадинах и трещинах от различных моющих средств. Есть еще одно классное изобретение - называется "машка". Почему - не знаю, может от слова "махать". Несколько жестких пластмассовых щеток соединены вместе и приделаны к здоровенному куску железа весом килограммов тридцать. К этому куску железа припаяна длинная ручка, за которую таскают "машку" по полу. Натирают пол наподобие того, как натирают паркет, до почти зеркального блеска. Устаешь после "машки" очень здорово.

Посыльный по штабу - самое нормальное из всего. Только что ноги устают. Уборка штаба (подмести, помыть пол, навести порядок в штабном сортире) плюс то, что ты мальчик на побегушках с большой буквы. Целый день носишься по части - ищешь то одного офицера, то другого, что-то куда-то относишь, кому-то что-то передаешь и т. д.

В караулы рота связи не ходила. Поэтому, я считаю, я не имею права говорить о них ничего и расписывать то, насколько это тяжело и опасно, просто потому, что я что-то там от кого-то слышал:

В такие моменты, как сейчас, я понимаю, насколько слабо слова могут передать реальную картину происходящего. Я не думал, что можно ТАК устать, как я уставал после нарядов. Не хотелось вообще ничего. Просто упасть в кровать и отрубиться.

Самое интересное, что в армии люди достаточно быстро грубеют и становятся наполовину животными. Сейчас мне придется говорить о неприятных вещах - становятся совершенно нормальными такое дело, как громкая отрыжка после столовой, безстеснительное выпускание газов, матерщина, сморкание, плевание и т. д. Кстати, матерятся все - от офицеров старшего офицерского состава до простых солдат. Иногда этого просто не замечаешь даже за самим собой, но когда приходишь в увольнение, друзья часто удивляются - как ты начал часто ругаться матом. Мне удавалось как-то держать себя в руках - все-таки писатель, пусть и непрофессиональный, должен с уважением относиться к своему родному языку. Но постоянная нервотрепка даже из меня порой делала мужлана с тремя классами образования.

Еще в армии вырабатывается стойкое отвращение ко всякого рода работе. Поначалу - потому, что пашешь как проклятый, а потом, потому, что умело скрываешься от работы или перепоручаешь ее кому-то другому. "Я своё уже отпахал".

Начался армейский учебный год. Надо было готовить из слонов специалистов (войска все-таки инженерные) на замену тем, кто увольняется в запас летом или уже ушел зимой. Нас стали учить азбуке Морзе. Правда никто так толком и не смог объяснить, зачем нужен этот архаизм в современной армии, но это уже детали.



Зевс



Ну удивляйтесь тому, что в моем повествовании появилось имя древнего всемогущего бога - громовержца. На самом деле речь пойдет о сержанте первой роты, который настолько соответствовал своим грозным нравом царю Олимпа, что ни у кого не возникало вопросов по поводу клички. Для всех Зевс был невероятно крутой, говоря языком западных сериалов. Перед Зевсом все стелились, шестерили, его боялось большинство солдат и многие офицеры (в основном те, кого по праву можно было назвать шакалами). Возможно из-за этого вдобавок к природно заложенной, у него развилась вообще непомерная мания величия. Зевс невысокого роста, коренастый, даже полноватый, хоть и здорово "накачанный". Здоровья ему хватит снести челюсть двухметровому баскетболисту, а зацепить его можно самым незначительным поводом. Интеллект, естественно, как это бывает у большинства "крутых" парней, среднего уровня - т. е. он не тупой, но особым умом для меня он не блеснул ни разу. Обожает сальный юмор, грубое обращение с женщинами (как с первобытными самками) и лесть.

Несколько человек узнало, что я "пишу" и об этом через неделю знали уже все. Такова специфика армии. Любопытство и слухи тут одни из главных источников информативности. Стоит чему-то случиться - через пять минут уже все будут об этом знать. Причем непонятно каким образом. Так вот, дошло до Зевса через десятые руки, что я писатель. Он "попросил" меня написать про него книгу. Смешно, но его желание совпало с моим. Достаточно яркий типаж, чтобы заинтересовать меня. Я уже и сам подумывал, что когда начнет появляться свободное время, начну что-нибудь писать про него. Ну, не про него конкретно, а какой-нибудь рассказ или повесть, где главный герой будет списан с него, с Зевса. Он и не понимал, что оказал мне большую услугу. Помимо того, что он обещал каждый день меня "отмазывать" от всякого рода работ и т. д. часа на полтора-два, для меня теперь стало не проблемой узнать у него лично что-либо меня интересующее в нем. Зевс сам достал мне общую тетрадь и ручку и каждый день исправно прочитывал все, что я успевал написать.

Писал я этот, как оказалось не такой уж большой, рассказ примерно три месяца. Были моменты, когда по пять страниц за вечер, были - когда неделями не прикасался к нему. Когда закончил, то черновик - рукопись вручил Зевсу с дарственной надписью, перед самым его дембелем. Часто во время написания "Духа войны" мне казалось, что я словно придворный художник. Художник, который рисует царственных особ, делая их лица красивее, чем на самом деле, опуская некрасивые родинки, шрамы от оспы и т. п. Я конечно старался как можно меньше льстить Зевсу в своем повествовании, но вот получилось ли это: Конечно потом, перерабатывая рассказ, я убрал все лишнее и ненужное, по-моему получилось вполне сносно.

Ниже привожу текст "Духа войны", хоть он и должен по большому счету быть самостоятельным произведением:







"ДУХ ВОЙНЫ"



Дорога



Песок и пыль взлетали вверх из под колес грузовика; ветер вырывал из облаков этого хрустящего и гудящего месива клочья песка и швырял их в лица солдатам, сидящим внутри машины в духоте тесноте, но никто из них не хотел бы ехать в открытом кузове.

Жара была совсем июльская - ветер нес раскаленный воздух со всех сторон земли, а ведь едва заканчивался май.

Кто - то в глубине кузова гулко кашлянул

"Сержант" - подумал солдат, который больше всех крутился и ерзал на месте. Затем он полез в карман за сигаретой, спичками и попытался прикурить. У него это долго не получалось, потому, что здорово трясло. Потыкавшись спичкой мимо сигареты, он, наконец, задел ее кончик и, глубоко затягиваясь, пыхал еще с минуту, пока не поплыл крепкий, немного зловонный дым.

В ряду скамеек напротив кто-то тоже зашевелился, но тут же замер, потому что послышался громкий резкий голос. Голос человека, который привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись, ведь что-то, что ему не повинуется, будет непременно сокрушено в пыль.

- Солдат, я не понял?! Что это такое?! Я не позволял курить - ты что, особенный?

- Да я просто подумал, что:

- Меня не волнует, что ты подумал. Я бросил курить и я не собираюсь нюхать эту гадость только потому, что тебе захотелось курить!!!

- Зевс, я просто:

- Ну, что мне тебя ударить, чтобы ты заткнулся? Я твою сигарету сейчас затолкаю тебе знаешь, куда, солдат?

Снова воцарилась тишина. Только выл ветер и трепал брезент. Хлопки брезента были четкие и частые, будто бежала дюжина - другая солдат по асфальту. Спустя минуту сержант повернулся к кабине водителя и, просунув руку в небольшое окошко, несколько раз сильно стукнул ребром ладони в стену кабины. Мотор затих. Пыль, которая во время движения оставалась позади, сейчас ворвалась внутрь, покрывая и без того посеревшие лица и форму солдат.

- Пять минут, чтобы справить нужду и покурить:

Сержант спрыгнул на землю последним. Он окинул взглядом пейзаж, сдвинул на затылок свой линялый, выцветший головной убор и сплюнул. Плевок превратился в коричнево-серый бархатистый шарик с пузырьком сбоку, едва попал в придорожную пыль.

Зевс глянул на замученных, усталых подчиненных и немного скривил губы. Он никогда не был таким - даже когда только призвался в армию и едва начинал соображать, что к чему. Он не уважал людей, которые гнутся под давлением судьбы как алюминиевая ложка в руках, когда разминаешь заледеневшее масло. Он мог смело сказать, что пришелся не по зубам не только солдатам более старших призывов, но и большинству офицеров. Шакалы питаются падалью. Он никогда не был легкой добычей и накинувшись на него, этого дремлющего хищника, они бросились врассыпную, едва он поднял голову и обнажил клыки. Зевс никогда не делал ничего устрашающего. Не делал специально, как многие другие - чтобы казаться круче, чем есть на самом деле. Он просто был самим собой. Сержант был Зевсом. Когда он входил в помещение, разговоры становились тише, а в глазах у большинства появлялся огонек испуга:

Он постоял еще немного, а потом громко скомандовал:

- Закончить перекур! По одному на борт!

Взревел двигатель и машина снова всклубила пыль, помчалась дальше, покачиваясь и подпрыгивая на ухабистой дороге. Шел пятый час пути. До полигона оставалось еще полтора этой змеистой, лабиринтообразной трассы.



НЕЧТО



Ухабы усиливались. Трясло все больше. Мощные рессоры грузовика были не в состоянии погасить все кочки и колдобины, солдаты раскачивались из стороны в сторону, некоторые соскальзывали со скамеек, когда кузов подпрыгивал слишком резко и неожиданно. Зевс крепко сидел на своем месте, лишь туловище его слегка покачивалось. Он уцепился руками за края скамейки так, что если бы не было темно внутри, было бы видно, как побелели костяшки пальцев, вздулись сухожилия, а на натянутой коже в треугольнике мышц между указательным и большим пальцем перекосилась татуировка.

Зевс думал о многих вещах. О том, что его служба так и пройдет - вся опасность для жизни ограничится дракой - другой:хотя это могло бы произойти и на гражданке: Он никогда не ощутит, что такое идти плечом к плечу с товарищем, от которого зависит, вернешься ли ты живым из боя ; он никогда не оглохнет от грохота орудий ; он никогда не увидит достаточно крови, чтобы вскакивать ночью в холодном поту и дрожать, откинув в сторону одеяло, прислушиваясь к собственному хриплому дыханию. Что такое наша "мирная" армия? Уборка снега и мусора, никому не нужные ночные бдения в дурацких нарядах, караульная служба ради задержания заблудившегося алкоголика? Или наша армия - могучая сила, которая готова в любую минуту стать на защиту: Как правильно поступать старослужащим - истязать молодых, гонять их за сигаретами, за чаем в столовую или за вином в магазин, заставлять стирать чужие шмотки, выполнять глупые неуставные команды:? Или же помогать им, как помогает старший брат младшему, помогать адаптироваться в непривычной среде ежедневного морального и физического давления? Кто должен быть врагом для молодых солдат - офицеры или "деды" или вообще никто?:"Тяготы и лишения военной службы" - в чем они?!

:Машину здорово тряхнуло и солдаты посыпались со скамеек, как горох из прорвавшегося мешка. ЗИЛ остановился:

- Эй, в чем дело?

Сержант снова просунул руку в брезентовое окошко и стукнул. В ответ не раздалось ни звука.

- Что за черт?!

Он сидел в ожидании еще с полминуты, а потом снова грохнул кулаком в заднюю стенку кабины. Сочный гулкий звук удара и ничего более.

- Всем оставаться на своих местах.

Он встал, пригнувшись, прошел между солдатами, брякнув на ходу автоматом, и спрыгнул на землю. Вокруг его сапог заклубилась пыль.

Зевс обошел машину, ожидая увидеть в кабине спорящих водителя и прапорщика. Они не любили друг друга и никогда не упускали случая хорошенько поругаться. Фразы водителя, типа: " Но мы же свернули не там, где я говорил вам:" всегда произносились таким тоном, словно говорилось "Ну и мудак же вы, товарищ прапорщик!". Зевс уже почти видел водителя с перепуганными глазами (когда тот злился, у него всегда глаза становились испуганными) и прапорщика, брызгающего слюной от избытка чувств, с индейскими складками кожи около рта и по - паучьи шевелящимися усами. Каково же было удивление Зевса, когда он увидел прапорщика, сидящего неподвижно и ровно, словно курица, насажанная на вертел, смотрящего прямо перед собой ошалевшим взглядом. Что-то сразу насторожило Зевса и, пройдя еще несколько шагов, он увидел рваную рану в его груди. Кто-то сделал дырку как минимум калибра 5,45 мм. С водителем дело было еще проще - его лоб его напоминал сейчас выходное отверстие мясорубки. Между тем, как машину занесло и тем, когда она остановилась, прошло несколько секунд - значит, обоих убили фактически мгновенно. Каким чудом водитель смог остановиться и заглушить мотор - Зевс не понимал - выстрелов никто не слышал - то есть они были сделаны под рев двигателя:

Солдаты в кузове забеспокоились - раздался шорох, звук голосов.

- Всем заткнуться!!! - рявкнул сержант. Ему не нравилось то, что произошло, а малейший шум мешал сосредоточиться. Первым делом необходимо было решить - что делать дальше... Он имел два трупа в кабине и кучку неразумных солдат в кузове.

- Проспирин! - позвал он. С Проспириным они вместе призвались в армию, а до этого знали друг друга на гражданке. Жили в одном районе, развлекались, делали свои дела, вместе снимали "мурок". Так или иначе, Зевс доверял ему как самому себе. Они с Проспириным могли орать друг на друга, ругаться, едва ли не драться иногда, но Зевс был уверен - стоит чему-нибудь случиться и они станут спиной к спине, чтобы прикрыть друг друга и будут отбиваться от напастей судьбы до последнего... Люди завидуют такому. Уверенность в друге - это настоящая уверенность в себе, когда ты знаешь, что даже если ты упадешь в котел с кипятком, этот человек протянет руку, не задумываясь о последствиях.

Проспирин не заставил себя долго ждать.

- Слушай, Одинокий Рыцарь, у меня тут проблема,- сообщил ему Зевс. - У нас проблема, - уточнил он.

Тот не долго смотрел на картину "Два трупа в кабине" кисти неизвестного художника.

- Что думаешь? - спросил сержант.

- Что тут думать - трупы в кузов, а машину Никитин пусть ведет.

- Согласен.

Оба вели себя так, словно решали - куда поставить канистру с бензином...

Раздался далекий гул, но тут же исчез.

- И уматывем отсюда поскорее, пока этот снайпер не дембельнул нас раньше времени.

- Четверо ко мне! - крикнул Зевс.

Где-то вдали раздался хлопок выстрела. Его слабое эхо несколько раз ухнуло над равниной и исчезло. Все было так далеко, что Зевс не поручился бы даже за то, что это действительно был выстрел.

Четверо солдат уже стояли около машины с ошалевшими лицами. В голове у них не укладывалось то, что они видели. Один все время поглядывал то на Зевса, то на мертвого прапрщика так, словно сержант сам пришил того.

Зевс внезапно оперся о борт машины, расширив глаза.

- О, черт, от этой жары опять давление скачет.

Тут пуля, вероятнее всего следствие того далекого выстрела, чиркнула по крыше кабины. Люди попадали на землю.

- Нас всех перестреляют... прошептал один из солдат и вдруг неожиданно быстро ударился в истерику и уже почти завопил, - Нас точно всех перестреляют. Всех до единого!!! Они нас по одиночке укокошат. Я не для того шел служить, чтобы тут подохнуть! Я не собираюсь становиться живой мишенью...

- Солдат, заткнись. Трупы в кузов - двое взяли прапора, двое - водилу. Быстро, шевелимся.

- Я не потащу труп! - упорствовал тот. - Они нас пристрелят! Всех перестреляют...

- Заткнись ты, олень безрогий! - крикнул на него уже кто-то из своих. - Делай, что приказывают.

- Чем быстрее вы "разморозитесь", тем быстрее мы уедем отсюда. - сказал как-то отчужденно Проспирин.

Внезапно дверца распахнулась сама по себе и прапорщик вывалился на дорогу как мешок с песком, сопроводив своё падение глухим тяжелым звуком. От неожиданности все шарахнулись в сторону.

- Они нас всех... - начал было верещать паникер, но тут же получил от кого - то затрещину и замолчал.

- Когда ты заткнешься! - разозлился Зевс. - Я что сам должен тащить трупы!? Взяли - понесли!!!

Вдруг до Зевса начало доходить то, что произошло. Легкий шок от всего произошедшего прошел. Шок, под воздействием которого все казалось обыденным и повседневным, словно они просто заглохли, а сейчас копаются в моторе... Он осознал, что они просто ехали на учения и вдруг - посреди поля, где нет никого на километры вокруг, двоих людей просто пристрелили. И тот, кто это сделал, может сейчас сидеть в укрытии и наводить прицел на любого из них всех, например, на него, на Зевса... Где гарантия, что через минуту - другую не появится свежий труп? От подобных мыслей его прошиб холодный пот.

- Быстрее, - как можно спокойней сказал он, - не то нас и вправду перестреляют.

Проспирин быстро пошел к кузову.

- Никитин! Выходи, садись за руль.

За это время солдаты таки пришли в себя, они потащили трупы к задней части машины. Кто-то уже откидывал борт, кто-то тянул руки, чтобы принять прапорщика с водителем. Солдаты поняли большую часть всего, потому - что Зевс не умел говорить тихо, а этот солдат - параноик и вовсе визжал как резаный. Паники не было... Пока не было...

- Никитин, заводи! - Зевс вскочил в кабину, но уже когда уселся, у него перехватило дыхание. Он сидит на месте человека, которого пристрелили несколько минут назад и представляет собой прекрасную мишень.

Никитин замешкался. У него не получалось завести машину. Он смотрел на приборную панель большими глазами и ерзал на сидении.

- Ничего не понимаю, Зевс, у нас горючее на нуле.

- Что? Мы заправлялись! У нас полный бак... Был.

- Я ничего не понимаю... Аккумулятор мертвый, топливо на нуле - как они ехали?

Зевс побледнел - нервы начинали сдавать - он уже готов был поколотить водителя, словно тот был виноват во всем.

- Черт возьми, что такое? Что происходит?!

Больше всего на свете Зевсу хотелось бы сейчас проснуться и увидеть смеющееся лицо Проспирина, который подсыпал ему в еду каких-нибудь таблеток... Но никто ничего никому не подсыпал...

- Тихо! - вскрикнул Никитин. Зевс и без того молчал, но теперь он даже затаил дыхание, боясь пошевельнуться, чтобы не пропустить ничего важного.

На расстоянии метров двухсот раздался секунд на десять рев мотора и лязганье железа. Зевс безошибочно узнал этот звук - так едут танки. Но главное было не в этом - главное было в том, что звук шел от пустого места. Ровная поверхность земли открывала обзор на черт знает сколько километров вперед, а звук был четкий и близкий.

- Что это?! - вопрос Никитина повис в воздухе. Никто не смог бы на него правильно ответить.

- Если бы я только знал... - пробормотал Зевс, - если бы я только знал...



ВЕЧЕР. НОЧЬ. УТРО.



Проспирин глянул на солдат, которые сидели по кругу и доедали свой ужин. Тушеная каша с мясом. Кусок хлеба и бурда травянистого цвета, именуемая чаем.

Сухие ветки, сучки и трава сгорели быстро, так что получилось, что костер развели только на время ужина. Попрятав остатки еды в вещь - мешки, многие закурили, правда, опасаясь очередной вспышки гнева Зевса по поводу сигаретного дыма, но он, как ни странно, не сказал ни слова. Напротив, сидел притихший и задумчивый.

Сумерки спустились на землю. В голубоватой серости вечера лица солдат выглядели усталыми и опухшими.

- Ложимся спать. Дарзай, ты первый не спишь. Через полчаса разбудишь следующего за тобой...

- Рядовой Белых. - отозвался следующий.

- И так дальше... Гудков...

- Я.

- Ты поднимаешь всех после своего времени.

- Есть.

Солдаты легли, подсунув под головы свои вещь - мешки. Дарзай встал и стал ходить по кругу, осматривая окружающий пейзаж. Ветер вроде поутих. Мертвая машина, вся в пыли, возвышалась позади как монстр, наблюдающий за жертвами своими глазами - фарами. Тишина нарушалась только храпом солдат, их бормотанием во сне.

Негромкий разговор Зевса с Проспириным длился еще минут десять, пока, наконец, Проспирин не улегся спать.

Зевс еще некоторое время сидел, погрузившись в свои мысли.





*****



- Выстрелы! Зевс, стреляют!

Кто-то потряс его за плечо. Зевс дернулся, проснувшись, потом резко сел и в глазах почти мгновенно появилась сосредоточенность, несмотря на то, что смотрел он после сна, прищурившись, как полуслепой котенок.

Выстрелы действительно были слышны отовсюду, но они звучали как-то необычно - они были словно прозрачные и далекие, хотя казалось, стреляют рядом. Это море резких, словно ломающиеся деревянные рейки, звуков начало разбавляться гулкими продолжительными хлопками взрывов. Потом уже стали добавляться крики, снова лязг гусениц и скрежетание железа. Все эти звуки - они имели наплывающий характер, как будто доносились из динамика, который время от времени прикрывали рукой. От шума постепенно проснулись все солдаты.

- Смотрите, фриц! Еще один! Еще!

Какие фрицы - на дворе двухтысячный год а не 1945-ый..? Тем не менее... Их силуэты приближались, автоматы болтались на плечах, они перекрикивались на своем гавкающем языке и шли прямо на разбитый около мертвой машины лагерь.

До немецких фигур оставалось еще метров двести. Когда спало оцепенение от увиденного, Зевс схватился за оружие, но тут же опустил руку - магазин автомата был пуст - патроны они должны были получать уже по приезду. А те три патрона, которые лежали сейчас у Зевса в кармане (позаимствованные у Родины в свое время на всякий случай) тратить сейчас было глупо. Ситуация уже не из приятных, а что будет дальше - он боялся и подумать. Ведь три патрона на дюжину пустых АК-74 - не такая уж и роскошь.

Внезапно небольшая группа немцев появилась прямо перед ними - метрах в пяти - Зевс снова схватил в руки автомат, позабыв про все на свете, но тут он уже по-настоящему опешил - немецкие солдаты оказались словно туманом, голограммой, не имеющей физической структуры. Они проходили сквозь людей и машину, их сапоги не поднимали пыли и не оставляли следов, от них ничем не пахло. Зевс смотрел на все происходящее удивленными глазами и не мог пошевелиться. Это было уже покруче, чем просто два трупа в кабине.

Высоко в небе раздалось карканье. Огромный черный ворон парил над землей, делая широкие круги над разбитым наспех лагерем. Вдруг он свернулся и камнем бросился вниз, словно средневековый охотничий сокол. Сержант едва увернулся от него и ворон, раскрывшись в десятке сантиметров от земли, снова взмыл вверх. Зевс следил за ним глазами, приняв позу вратаря, который собрался ловить мяч, отправленный навесом.

- Палку дайте!!! - без привычных ноток приказного тона, а скорее растерянно вскрикнул он.

Благо около кострища осталось немного неиспользованного хвороста. Во время второго нападения ворона Зевс отскочил и хорошенько приложился палкой к птице, сам не ожидая, что так точно попадет. Но дальше произошло нечто странное - любая птица после такого удара могла бы только лежать на траве и едва шевелить клювом, а этот ворон потеряв несколько перьев просто изменил траекторию полета и взмыв вверх, начал быстро удалятся.

Со времени появления ворона солнце, едва показавшее свой малиново-рыжий диск, успело полностью выползти на небосвод, залив все вокруг бронзовым блеском.

Вокруг не стало ни немцев, ни выстрелов, ни неправильных птиц.

СНЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

- Ты мистический герой, несущий в себе врожденное сопротивление. Исход этой битвы не решен до конца и ты должен сделать это. Сделать это для меня.

Это говорил человек с изуродованным лицом. Зевсу казалось, что за всю ночь он не сомкнул глаз, но получалось, что нет. Он вспомнил сон, который видел этой ночью. Ему приснился человек с изуродованным лицом. Он подошел так близко, что сержант смог разглядеть его в мельчайших подробностях.

Кровавый бинт, перетягивающий левый глаз и развороченное месиво щеки, обрывок уха, лохмотьями свисающий из под пилотки, нахлобученной поверх бинта. Форма изодрана в клочья, в запекшейся крови, грязи и земле. Пальцы слабо сжимают пистолет, а сама кисть выглядит так, словно ее десяток раз глубоко погружали в ведро с битым стеклом. Короче, зрелище не из приятных.

- Исход какой битвы?

- Ты увидишь ее.

- Когда?

- Скоро...

Теперь Зевс знал, что это скоро уже наступило несколько часов назад.

- Я "?должен? сделать это"?

- Нннет... - человек с изуродованным лицом замешкался с ответом. Я неправильно сказал. Можешь сделать это. Я тебя прошу. Это позволит мне уйти.

- Кто ты? Ты убил двоих наших людей?

- Я Дух Войны.

- Какой войны?

- Любой...

- Если ты Дух любой войны, почему же ты в форме советского солдата?

- Я принимаю внешний облик той стороны, которая победит.

- Но откуда ты знаешь заранее - кто же победит?!

Человек с изуродованным лицом посмотрел на Зевса своим единственным глазом и расхохотался. И хоть это был сон, у Зевса по спине побежали мурашки от этого зловещего смеха.

- Откуда я знаю?! Я же ДУХ ВОЙНЫ!!!

На этом сон закончился. Зевс не помнил, как он проснулся - он просто знал, что сон закончился. Он встал, прошел несколько шагов, потом замер, повернулся к какому - то солдату:

- Сигарету дай.

Проспирин посмотрел на друга, но ничего не сказал - несколько месяцев назад они вдвоем бросили курить.

Зевс сунул "приму" в губы, взял протянутые спички и, чиркнув, поднес пламя почти вплотную к сигарете, секунд пять не двигался, потом схватил не прикуренную сигарету, смял ее в кулаке вместе с коробком и со звериным рыком отшвырнул прочь.

- Что это творится, что за чушь!!!???

- Слава, надо собираться и уходить. - спокойно сказал Проспирин. Единственный, кто называл Зевса по имени.

- Нет. - ответил Зевс. У него не выходил из головы Дух Войны.

"Ты должен сделать это. Сделать для меня. "



*****

- Трупы начинают вонять...

- Знаю.

- Что будем делать?

Два солдата стояли в стороне и курили. Они выглядели особенно уставшими и раздраженными.

- Не знаю... Надо рвать отсюда.

- Согласен, но это же будет считаться как самоволка.

- Черт с ней. Лучше быть живым в самоволке, чем мертвым здесь.

- Когда?

- Чуть позже. Подождать надо. Зевс по-моему всю ночь не спал, скоро обязательно захочет отдохнуть, тут мы и слиняем...

- А Проспирин?

- По боку.

- Ты что, дурак?

- Я тебе говорю, без Зевса он никто.

- Ты что, дурак?!?! Ты ничего не знаешь, сам ты никто.

- Чего ты злишься?

- Я не злюсь, просто ты дурак. Мне про него кое-чего рассказывали, потом я тебе расскажу, чтобы ты все понял.

- А... - отмахнулся от него товарищ. Он был высокий, с толстыми щеками, довольной рожей (лицом "это" не называется) и вечно словно маслянистыми губами. Он всегда выглядел так, словно слопал целиком жаренного цыпленка на глазах у голодных собратьев. Второй же наоборот - был невысок, крепкий, накачанный - сама выносливость и сила воли.

- Не, я потом расскажу, а сейчас отстань.

Солдат с толстыми щеками так и не услышал эту историю. Ему оставалось жить минут десять.

- Уходим! - вдруг резко схватив напарника за рукав, коротышка потянул его за собой. - Никто не смотрит.

Они сорвались с места и побежали.

- Придерживай штык-нож, он грохочет! Если нас сейчас услышат нам хана!

Они быстро удалялись, пока совсем не скрылись за холмом. Спустя минуту с той стороны раздалась автоматная очередь.





*****



Когда раздался первый выстрел, солдат с маслянистыми губами вскинул руки и упал. В боку его зияла рана. Он упал на живот, несколько мгновений пролежал в таком положении, потом перевернулся на спину. Он был еще жив.

Второй выстрел прозвучал почти сразу за первым, но не достиг цели, а затем была очередь. Она уложила на землю второго дезертира - теперь уже с перебитыми ногами.

- Нас подстрелили - почти спокойно сообщил первый. - Не надо было так вот уходить от остальных.

- А-а-а-а-а-а-а-а-а!!! Эй, там, кто-нибудь!

- Они нас не услышат. Мы далеко... Борис Гребенщиков когда-то пел... "Я хочу познакомить тебя с теми, кто еще дышит... " Леха, мне только 19. Я еще ни черта не успел, а черти уже пляшут на моих костях. - после этих слов он уронил голову назад.

- Эй, кто-нибудь!!! - солдат подполз к уже трупу.

Убежали: Один мертв, другой с простреленными ногами. За его спиной возвышался небольшой холм из-за которого они пришли. Единственный реальный выход на данный момент - ползти назад, к своим.

Солдат попробовал сесть - что-то сродни этому у него получилось. Разрезал штык- ножом штанину около раненной голени. Здесь рана не была страшной - вырванный кусок мяса, много крови, но даже кость не задета. Если сделать костыль из чего-нибудь...

Сняв с себя ремень и головной убор, солдат снова поднял голову и крикнул еще раз что есть силы:

- Эй, кто-нибу - у - у - удь !!! Я здесь! Я ранен!!! - после этого, подождав минуту, он сунул ремень в зубы, снял камуфляжную куртку, потом майку. Последнюю разрезал штык - ножом, перевязал рану меньшим куском. Потом повернулся на бедро своей более менее здоровой правой ноги и спустив штаны вернулся в начальную позу.

Рана на левой ноге была куда более серьезной. Пуля засела в мякоти бедра очень глубоко. Солдат громко мычал, перевязывая рану, мотал головой, а ремень, зажатый в зубах, коричневой лентой вился вокруг лица.



НАЧАЛО



- Не в моих правилах так делать. Солдатам не всегда положено знать абсолютно все. Но тут ситуация необычная. Я обсудил все с Проспириным и пусть он расскажет вам, что за ерунда творится вокруг.

Строй солдат, перед которым сейчас стоял Зевс выглядел жалко и невыразительно на фоне окружающего пейзажа - гигантской равнины и двух небольших холмов. Солдаты стояли понурые и грязные около недвижимой машины, в которой они не так давно ехали.

Зевс отошел в сторону и стал спиной ко всем, разглядывая землю, на которую понемногу, медленно - медленно стали спускаться сумерки. Фигура Зевса возвышалась около кострища с уже натасканным на эту вторую ночь хворостом. Силуэт был четким и темным, словно вырезанным из черной бумаги.

Проспирин вышел и стал перед солдатами.

- Объясняю то, что случилось... Мы ехали на машине на учения, вдруг она остановилась. Водитель и прапор оказались убиты, хотя никто не видел ни одного человека вокруг в это время. В нашей машине внезапно исчезло все топливо, сел аккумулятор, сама машина стала такой, словно на ней не ездили десять лет. По месту в котором мы находимся изредка стреляют, но пули как будто ненастоящие. Именно в этом месте, в радиусе метров двухсот от него все, что могло бы причинить нам вред, не может его причинить потому, что это нечто здесь нематериально. Вы все видели немцев, видели обрывки боя, слышали выстрелы и взрывы. Ничего здесь не может причинить нам вреда. Пока ничего. Двое уже попытались уйти самостоятельно. Дарзай и Ильюхин. Они наверняка мертвы, правда, Никитин?

- Да. - ответил солдат. - Я ходил искать их. Меня самого едва не подстрелили. Раз пять палили по мне, но, слава Богу, пронесло. Дарзай мертв, а Ильюхина нет вообще - остался только кровавый след на земле...

- Ладно, Никитин... Дальше. Нам предстоит какой-то бой. Звучит смешно - у нас нет ни патронов, ни достаточного количества людей, тем не менее... Зевсу приснился человек с изуродованным лицом, который называл себя Дух Войны. Он сказал, что нас ожидает битва и именно на этом месте. С каждым часом все здесь становится все более материальным, и скоро "это", наверное, произойдет. Что за бой - я не знаю. Но...

- А почему ты так уверен, что это будет? Только потому, что Зевсу приснился сон?

- Нет! Ты меня перебиваешь, солдат, я не договорил! Вся штука в том, что это не было сном. Зевс думал, так думал, но я сам видел издалека, как он разговаривал с кем-то очень похожим на раненого солдата в старой форме, это длилось считанные секунды, а потом этот кто-то просто растворился в воздухе.

- Я знаю про Духа Войны. - робко сказал парень в очках, невысокого роста, щуплый, по кличке Библиотекарь. Он много читал и много знал, солдаты уже привыкли, что если он что-то говорил, это действительно было так. - Мне дед еще в детстве рассказывал про него. О н говорил, что это призрак, который появляется во время войны в форме тех, кто победит в этой войне. Он выглядит всегда как раненый побитый солдат, который едва стоит на ногах от потери крови, весь в грязных бинтах, грязи... Дед видел его два раза - в Гражданскую и Великую Отечественную...

Повисла пауза. Зевс с Проспириным переглянулись.

- Учитывая все это, - продолжил Проспирин, но говорил медленно, словно еще и думал одновременно о совершенно других вещах. - надеюсь вам хватит мозгов не убегать и не лезть под чужие, неизвестно откуда берущиеся пули. И кроме этого, надо браться за окопы, чтобы хоть как-то защитить себя...

- Из-за какого-то сна мы будем здесь торчать?! - неожиданно подал голос придурок - паникер. Все думали, что он замолчал надолго - не тут то было. - Зевсу что-то приснилось, а мы все будем как дебилы торчать здесь и рыть окопы.

Вдруг паникер рухнул на землю - кто-то из своих ударил его по ногам.

- Заткнись, не плюй в душу! Без тебя тошно!!!

- Заткнись сам!!! Я сваливаю! Я не боюсь тебя Зевс, слышишь. Я не собираюсь сидеть здесь как кролик под взглядом удава. Вот мой штык - нож и автомат. Забирайте, забирайте, вам же придется "принять битву". Вы все похожи на ненормальных. Тоже мне охотники за приведениями... Я пошел!

Его никто не останавливал. В тишине все следили за тем, что же дальше произойдет. Долго ждать не пришлось - спустя несколько минут, когда солдат ушел метров на пятьсот, раздался гул выстрела, похоже, стреляли из пушки, и тело его разлетелось на кусочки в ареоле брызг крови. Он умер быстро и легко.



ВТОРОЕ УТРО



- Смотрите! Началось... Кажется, началось!

Все кто еще спал - повскакивали со своих мест, те, кто уже нет - стояли у края окопа и смотрели.

Впереди, в метрах ста от них двигалась большая группа немецких солдат, затем несколько танков выехали из-за холма, сопровождая свое появление невообразимым грохотом и лязгом. Немцы появились неожиданно, но в то же время как-то сосредоточенно. Бряцанье оружия, топот ног и короткие перекрикивания заполнили воздух вокруг. Немцы двигались прямо на окоп.

- Наши пошли! - завопил кто-то.

- Наши!

- Наши идут!!! - стали вторить ему радостными голосами.

И действительно, сзади, поднявшись из невысокой травы, шелестящей на утреннем ветру полувысохшими стеблями, на немцев направлялись советские солдаты.

Зевс прикинул, что их окоп находится как раз посередине, но фрицы передвигались быстрее и будут у него первыми.

- Всем спрятаться в окопе! - он остался наблюдать. - Достать штык - ножи.

Кто-то громко сбросил с плеча автомат и Зевс, не оборачиваясь, сказал:

- Не снимать оружия! Никто кроме нас не знает, что магазины автоматов пустые. Это может сработать хорошим отвлекающим фактором. Ждите моей команды. Когда я...

Он внезапно замолчал - раздались взрывы. Неизвестно откуда начался прицельный огонь по немецким танкам. Земля плевалась в воздух огромными комьями травы, песком и камнями. Немцы попадали на землю и замерли. Некоторые падали так неуклюже, что было ясно - они уже вряд ли поднимутся. Один танк загорелся - из него выскочили двое и скрылись в траве. Когда канонада закончилась, фрицы снова поднялись и ринулись вперед. Снова раздались взрывы, и солдаты в очередной раз припали к земле. Второй танк ярко вспыхнул в зареве прямого попадания, а когда дым и пыль рассеялись, он уже стоял с перекошенной башней, привалившись на правый бок.

- Ура-а-а-а-а-а!!! - с протяжным раскатистым криком советские солдаты кинулись вперед на врага.

Перед Зевсом словно мелькали кадры военной документальной хроники и многочисленных худ-фильмов, снятых про войну. Солдаты бегут в атаку, кругом лязг, грохот, стрекотание автоматов, взрывы. Люди падают на землю, стоны, крики, тела разлетаются на куски, земля взлетает в небо и падает с грохотом и шелестом. Гул стоит такой, что чувствуешь, как дрожат натянутые донельзя напряженные барабанные перепонки.

- Слушайте все! - заорал Зевс. - По моей команде выскакиваем из окопа и бросаемся на немцев. Придется драться врукопашную и со штык - ножами. Сначала можно сделать вид, что будем стрелять. Лучше появиться неожиданно, чем сидеть тут и ждать, пока нас ухлопают свои или чужие. - Приготовиться! Всем приготовиться!!!

Немцы были уже близко. Их было меньше, чем в самом начале, но по-прежнему много. Зевс почти представлял их удивленные лица, когда нежданно - негаданно почти из под земли появляются совершенно новые солдаты в необычной для времен войны форме.

- Постарайтесь завладеть их оружием! Все делаем резко и быстро!!!

Оставалось несколько десятков метров...

- Вот уже почти:

Взрыв прогремел совсем рядом. Немецкие солдаты разлетелись в стороны, как брызги разлетаются от камня, брошенного в воду...

- Приготовиться!!! - Зевс орал почти в истерике, пытаясь перекричать грохот боя. - Раз, два, сейчас!!!

Он первым выскочил из окопа со звериным ревом.



*****



Произошло то, чего он меньше всего ожидал, хотя это уже было не так давно. Когда Зевс бросился на ближайшего к нему немца, он прошел сквозь него. Было только резкое ощущение тепла и словно легкого ветра. Прямо под ногами у него разорвался снаряд, но он не причинил ему, Зевсу, никакого вреда. Зато фриц, что был рядом, упал, схватившись руками за вспоротую осколком грудь. Не прошло и минуты, как две стороны противников сошлись. Опешившие от своей беспомощности и бесполезности солдаты Зевса стояли на месте, словно играли в "Замри - отомри". Кругом шел бой, а они были не в силах помочь своим. В тот момент никто из них не думал о том, что находится в безопасности. Что он невидим и неосязаем. Концентрация напряжения достигла предела...

Зевс в ярости колотил автоматом по земле.

- Черт! Черт! Черт! Почему я не могу ничего сделать!

- Потому - что ваша миссия - быть свидетелями, а не участниками. - Это был голос Духа Войны. Эта битва осталась без свидетелей больше, чем полвека назад. Все солдаты погибли в течение того дня - здесь проходила линия фронта. Души солдат, павших в бою не могут быть отпущены, если нет живых свидетелей победы или поражения. Я выбрал вас, потому - что вы солдаты и потому - что вы случайно оказались именно в этом месте.

- Умоляю тебя, Дух Войны, позволь мне драться! Мне и моим солдатам! Я не могу смотреть на это и ничего не делать. Позволь мне драться!!!

- Нет. Никто из вас не будет драться. И никто не уйдет отсюда, пока бой не закончится. Я жесток... Но я добр.

Немцы проигрывали, несмотря на численное преимущество. В конце концов они начали отступать. Победа была уже в руках советских солдат, когда в небе появились бомбардировщики. Советские бомбардировщики...

- Мы выиграли! Мы победили! Ура - а - а - а - а!!!!! - кричали солдаты Зевса и он сам. Вокруг земля загудела от разрывов и огня...

Внезапно все, что было из прошлого, мгновенно исчезло. Будто кто-то выключил телевизор времени. Голая земля, одинокая машина и обезумевшие, ошалевшие солдаты конца 20 века...

Дух Войны по-прежнему смотрел в глаза Зевсу.

- Это всё... Я должен возвращаться в Чечню.

Он был все еще в обмундировании времен Отечественной войны.

- Прощай. - он повернулся боком к Зевсу и пошел прочь. На ходу он начал изменяться...

("Я принимаю внешний облик той стороны, которая победит... ")

Зевс испугался. Ему показалось, что тот превращается в бородатого чеченца в грязном, окровавленном камуфляже, но приглядевшись получше, он понял, что Дух Войны - это молодой, заросший недельной щетиной русский паренек с перебитой рукой, пятном запекшейся крови на щеке под глубокой раной, идущей от виска к носу. Он шаркал разодранными ботинками и слегка покачивался.

Воцарилась тишина. Через несколько минут ее нарушил шум мотора неожиданно заглохшей два дня назад машины. Никто был не в силах пошевелиться еще несколько минут. Первым пришел в себя Библиотекарь:

- Похоже, нас отпустили...

Никитин сел в машину, повозился немного и крикнул через остатки лобового стекла, что машина в порядке.

- Все на борт, - устало сказал Зевс совершенно не приказным тоном. - Проверить оружие, которое у нас осталось.

Вскоре люди по одному запрыгивали в кузов машины, не произнося ни слова.

- Тихо... - вскрикнул Проспирин.

- Эй... - откуда - то доносился едва слышный голос. - Эй, помогите мне, я здесь...

- Это Ильюхин. Смотрите, он ранен, это Ильюхин! - крикнул кто-то.

Зевс вздрогнул. Он хотел сказать, чтобы солдаты подобрали товарища, но несколько человек уже бежало к раненому.

Обернувшись в ту сторону, куда ушел Дух Войны, Зевс уже никого не увидел. Лишь невысокая пожухлая трава колыхалась под порывами ветра.



КОНЕЦ (ИЮНЬ ` 2000, ПОЛОЦК, БЕЛАРУСЬ)



Первое время



Кажется, я уже писал, что меня взяли в эту часть именно для того, чтобы я работал тут на компьютере. У меня есть два друга - Ромич и Шурик. Вот этот самый Шурик до меня отслужил год в этой же части. Сидел за компьютером. Занимался разного рода документацией, приказами, схемами, планами и т.д. Он должен был уволиться в запас за месяц до того, как мне призываться, ну, я и решил поговорить с ним по поводу своего устройства. Я знал, что он служит за компьютером и что служится ему не так уж и плохо. Грех было не позаботиться о своем дальнейшем благополучии. Он сказал в части, что у него есть на примете надежный человек, которому можно доверять, за которого он, Шурик, может поручиться. И который, естественно разбирается в компьютерах, умеет быстро печатать и имеет доступ к различной оргтехнике - от сканера до ксерокса и факса. Меня отобрали в военкомате "купцы" из той части, в которой служил Шурик. Чтобы не отвлекать меня на караульню службу, меня зачислили в роту связи, так что положение у меня практически с самого начала было весьма завидное. Я первым из парней моего призыва пошел в суточное увольнение. Меня не раз забирали работать на компьютер вместо того, чтобы я копался в помоях в наряде по столовой; я часто находился в штабе на своем "рабочем месте" в то время, как наши парни бегали трехкилометровые кроссы на время и висели на турниках: Много что обошло меня стороной. Я был с самого начала "на особом положении".

Я, как и все слоны, не смотря на своё "особое положение" поначалу был жутко задерган, постоянно ходил на нервах и под сильным моральным давлением, но со временем мы начали свыкаться со своим положением, со своими обязанностями и правами. Адаптация прошла как-то незаметно - многие действия теперь выполнялись "на автопилоте". Правда, были вещи, которые меня выводили из равновесия, но я не особо сильно обращал на это внимание. Меня злило то, что деды не работают вообще, даже когда слоны в безвыходном положении. Как-то с нами, четырьмя слонами поставили в наряд моего деда. Он не пошевелил пальцем в течение всех суток, а мы из-за этого пахали как каторжники, потому, что недостача даже одного человека это уже большая нагрузка. Я пару раз выразил намеками свое недовольство такой манерой поведения. На что дедушка мне сказал - "Странный ты тип, Калиновский. Я знаю, конечно, что у каждого человека свои правила, но почему ты возмущаешься тем, что я не работаю? Поверь мне, к концу службы ты прекрасно будешь меня понимать." Он, как ни странно, оказался прав. Мне так опостылело все в части за год, что уже когда до дембеля оставался месяц или около того, мне не то, что, например на уборке территории работать "на морозе" было влом, мне не хотелось даже просто брать лопату в руки, чтобы делать вид, что я работаю, когда пойдет какой-нибудь офицер.



ОНА



Великая жатва веков, подаянье богов, агнец славы

Кипящая смесь красоты с мощью огненной лавы

Хрустальная ваза сознания собственной силы

И меч красоты, загоняющий разум в могилу

Ты призрачность мысли, дурманность нирваны

Как нож ты по венам вблизи теплой ванны

Как жизнь вездесуща, вольна словно ветер

Как все до одной орхидеи на свете

Как роз лепестки и как слово "отвага"

Венчаешь ты жизнь, ты, о прелести сага

Ты ода живому, ты мертвому пика

А я - созерцатель прекрасного лика

Я жажда - ты влага, я боль - ты лекарство

Ты жаркий огонь - я горящее царство

Моё вдохновенье, распятые мысли

Ты - брешь в корабле одиночества жизни.



Я не случайно так неожиданно поместил сюда этот стих, написанный мною неважно для кого. Дело в том, что в армии меня все время поражал контраст, который возникал при обращении, например к слонам и при разговоре с парнями своего призыва. Или при написании писем и обычном разговоре. Я не раз ловил себя на том, что сижу вот я в "ленинской", пишу нежные письма Марине или Маше: а потом, услышав какой-нибудь грохот, который меня отвлек, поднимаю голову и начинаю орать во всю глотку : "Ну ты, олень безмозглый, какого хрена ты этот стол по полу тянешь? Поднять не можешь? Или ты тупой придурок?!" А потом снова опускаю глаза в письмо и пишу что-нибудь вроде: "Мне так одиноко, детка. Я скучаю по тебе. По твоим красивым глазам, ангельскому голосу:" Смешно:

Да, кстати, раз уж я заговорил о письмах: Их важность в армии наверное имеет наивысшее значение. Это та ниточка, которая в первое время помогает держаться молодцом в том аду, в который попадает молодой человек. Каждое письмо - это поддержка, это опора: Писем ждешь с огромным нетерпением и безмерно радуешься каждому. Меня спасала Маша, моя подруга ( почти сестра для меня). Она писала мне примерно раз в неделю с самого начала. Я чувствовал, что я нужен кому-то, что кого-то волнует моя судьба, все, что я переживаю, что кому-то не безразлично то, что со мной происходит.



Первое увольнение



В свое первое увольнение я пошел спустя два месяца от начала службы. Как я уже писал - самый первый. Надо было кое-чего достать для компьютера. У меня огромное количество друзей в "компьютерном" мире, поэтому очень многие вещи мне доставались совершенно бесплатно и мои дальнейшие поездки домой не отражались на моем и моих родителей финансовом положении. Я говорю о том, что очень многие офицеры и прапорщики, которые обладали полномочиями отпускать солдат в увольнения ( или по- меньшей мере ходатайствовать об этом перед вышестоящим начальством), они обязательно "заказывали" что-нибудь. Опишу более понятно, как мне рассказывал один парень из второй роты: "Захожу к [:] ( званий и должностей я стараюсь не называть, дабы не компрометировать людей , прим. авт.). Он так посмотрел на меня внимательно и говорит : Ну, что, П ? Старшина сказал, надо тебя в увольнение отправить. Хорошо поработал на переводе техники: Ну, присаживайся, сейчас посмотрим: Где у тебя родители работают? Ага, вот, нашел. Отец - сварщик, мать - на ковровом комбинате: Нам сварочные электроды нужны, товарищ П. Сколько сможешь привезти? Нет ?!: На сколько старшина говорил тебя отправить? На двое суток? Многовато: У нас в наряды некому ходить: Я могу тебя только на день отпустить. Пойдет? Краску можешь достать? Какую, сколько? Та-а-а-к: Хорошо, я подумаю. Вечером зайди к старшине, он тебе скажет, что я решил: Может и на двое суток поедешь. Хорошим солдатам я всегда иду навстречу".

Ну, а теперь снова вернемся ко мне. Шурик в самом конце февраля позвонил мне в часть и пригласил на свою свадьбу. После этого, он позвонил нашему командиру роты и попросил его меня отпустить. Не забывайте, что я служил в той же роте, да и вообще, как говорится, "шел по его следу". Т.е. я рассчитывал впервые попасть домой ближе к середине марта и вот, буквально за неделю до этого меня отпускают на сутки. Сначала я испугался, что "пролетел" с Шуркиной свадьбой и своим минимум двухсуточным увольнением, потому, что нам вообще говорили, что первые месяца три никто не будет из молодых ходить в "увалы", а потом начнут - но по очереди. Т.е. Выходило так, что нас будут отпускать раз в полтора месяца на сутки. Однако, на его свадьбу впоследствии я все-таки попал, ну а пока о самом первом увольнении. С почты, что неподалеку, я позвонил домой, сообщил об этом, потом весь на нервах, уже забывший, что такое свобода, реагирующий крайне болезненно на все зеленое, я шел по городу, боясь опоздать на свой дизель. Я опускаю то, как я добирался до дома, так как это не столь интересно, другое дело то, как я появился: Позвонил в дверь. Мне открывать бросился едва ли не табун лошадей - по - крайней мере, звук был примерно таким. Открылась дверь и меня схватили, затащили в квартиру, начали обнимать, целовать, расспрашивать: Потом я снял форму, переоделся во все домашнее и пошел на кухню ужинать. Вот это было я вам скажу что-то. Пока я позвонил домой из Полоцка и доехал в Витебск, мои уже успели купить торт, приготовить салат "Оливье", пожарить курицу, сделать картошку "фри" в домашних условиях, накупить всяких там шоколадных конфет и т.д. и т.п. Короче, я ел как не в себя. Слопал все это сходу, "отсосался" от стола как пиявка, напившаяся крови и начал рассказывать про службу ратную. Потом попил КОФЕ!!! ( жить не могу без этого напитка), съел торт и направился к себе в комнату сделать вторую вещь, без которой я жить не могу - включить хорошую музыку. И тут уже все сели вокруг и начали слушать мои россказни. Где-то через полчаса я проголодался: Я не шучу, я говорю как оно действительно было. Мать ушла на кухню что-нибудь приготовить мне: А потом, где-то один раз в час я что-то ел: Потом я залез в горячую ванную. Потом лег спать на свою кровать: Я так говорю о простых и привычных вещах потому, что трудно себе представить, насколько их не хватает там, в армии. Насколько там не хватает обычного комфорта и спокойствия. Чего-то привычного и обыденного: Эта неожиданная суточная свобода заставила меня воспрянуть духом, хотя отправляясь обратно в часть я выл волком. Многие парни потом мне рассказывали, что первые два-три увольнения их даже посещали мысли о дезертирстве. Просто не возвращаться обратно в часть и будь что будет. Убежать, уехать, скрыться, лишь бы еще несколько дней отдохнуть от всего этого. От этой "дурки", которой еще длиться и длиться.

Взгляд изнутри



Прошло что-то около трех месяцев в армии. Мы свыклись с теми условиями, в которые попали и стали себя чувствовать более раскованно. От того, что поняли, чего от нас хотят. Лично у меня произошла совершенно неожиданная трансформация восприятия всего окружающего. Я чувствовал себя как герои фильма "Затерянные во времени" ("Лангольеры" Стивена Кинга) в финале - в аэропорту. Вкратце объясню, о чем идет речь тем, кто не знаком с фильмом. Пассажиры самолета попали в "дыру во времени", где столкнулись с чудовищными "лангольерами" - существами, пожирающими каждый вчерашний день. Когда героям фильма удалось вылететь через эту же дыру обратно, в свой мир, они приземлились в аэропорту, но там все было недвижимым и мертвым, как в мире "лангольеров". Лишь спустя несколько минут все вокруг начало оживать - это должны были совпасть момент времени в котором появились пассажиры и реальное время. Сначала смазано, едва заметно двигались какие-то контуры, появились запахи, звуки, но неясные, словно плавающие, потом все проявлялось все более и более четко, пока наконец, герои фильма не оказались в обычном мире с обычными людьми. Нечто подобное случилось и со мной в армии, но не в физическом, а в психологическом смысле. Я начал "видеть" людей. Т.е. знать чего какой человек стоит, на что он способен и как он поведет себя, например, в кризисной ситуации. Эта способность у меня словно была атрофирована в течение трех месяцев, но все пришло в норму. Возможно, это оттого, что я просто перестал сосредотачиваться на своей усталости, на необычности и необъяснимости многих наблюдаемых мною явлений, на самоутверждении и лепке своего образа для остальных людей.



Госпиталь



Не хотел. Совершенно не хотел туда попадать, но тем не менее попал. В армии считается зазорным лежать в санчасти или в госпитале. Это значит, что человек "халявит", "нычкуется", в то время как остальные служат Родине. И не волнует температура 40, то, что больно дышать, щемит в сердце, вывихнута нога: Такая установка заложена изначально во всех - и в докторе и в солдатах - если человек идет в санчасть сам, значит он симулирует. Если его приносят: тогда может он и вправду болен. В санчасти дадут сразу три градусника - проверить не натер ли ты себе подмышку горчицей (или какие там есть способы обмануть здравоохранение), "выслушают" тебя фонендоскопом, смажут зеленкой открытый перелом лучезапястной кости, дадут активированный уголь при приступе аппендицита: короче, атмосфера доверия и лечение на высочайшем уровне. Черный юмор. Согласен: Но я недалек от правды. Я не осуждаю армейских медработников - у них нет ни статьи расходов для покупки свежих и качественных лекарств, ни добротной медицинской аппаратуры, многие солдаты действительно симулируют: В их распоряжении только знание, зелёнка и телефон военного госпиталя.

Так вот, попал я в госпиталь с бронхитом; впрочем, практически каждая моя простуда протекала по такой же схеме раз в полгода на гражданке и я даже не сидел на таблетках, сам по себе вылечивался, но тут сработал закон противоречий. Те, кто стремится попасть в госпиталь или санчасть, не могут сделать этого, как бы не старались, а я, совершенно не желающий покидать часть в этом направлении, просто пришел к доктору попросить аспирина, а меня едва ли не на скорой уволокли в госпиталь. Не отрицаю, чувствовал я себя действительно, извините, хреново, но мог бы перенести это и в части. Майор Г. из санчасти наверное симпатизировал мне по каким-то своим причинам, потому, что он с таким лицом отправлял меня в госпиталь, словно был рад помочь отличному солдату в его трудной солдатской жизни.

Привезли меня на место в конце рабочего дня в пятницу, так что два выходных дня я просто валялся, получая дозу пенициллина в задницу каждые четыре часа и что-то вроде аспирина для снятия температуры. Мне повезло в том плане, что я совершенно случайно оказался в той же палате, что и мой армейский дружок Васька Н. из нашей роты. Он слег с воспалением легких на несколько дней раньше меня. Первый день мне было не до него; да и вообще мало что кроме моей персоны тогда меня интересовало. Потом, когда я более-менее пришел в себя, я стал оглядываться по сторонам, прислушиваться к окружающему миру. Но мне не понравилось в госпитале. Я с первого дня стремился поскорее покинуть его. Почему? Объясню это не совсем обычным способом - приведу выдержку из моего письма подруге (стиль и орфографию я сохранил) :

":Ты знаешь, Маша, я не люблю безделья ( бессмысленного безделья ) - а здесь именно бессмысленное безделье - валяешься целый день в постели ( сходишь разве что утром на процедуры) слушаешь себе "молодежный канал" и поднимаешься только на еду и в туалет. Иногда разгадываешь кроссворды. Я - еще пишу свою книгу по пару часов в день. ( речь идет о "Духе войны" прим. автора) Короче, полный вперед: Мой супермозг едва держит перегрузки от безделья. Скорее бы в часть:"

Бриться я не люблю. Если бы вы посмотрели на мою фотографию, то поняли бы по моей жгучей "брюнетости", почему. Надоедает: Это я к одной истории, что произошла в госпитале. Эта история окончательно убедила меня в доверчивости людей. Человека трудно заставить верить в то, что в соседнем магазине продаётся дешевая колбаса, но не надо прилагать больших усилий, чтобы он поверил в привидение в старинном замке. Потому, что привидения есть везде. Даже у нас в части они были. Человек не верит официальным новостям, но верит гороскопу: Так вот:

В нашей палате собрались парни с чувством юмора Дени де Вито. Веселые такие парни, за словом в карман не полезут, кроме того мы были не каждый сам по себе. Я говорю о том, что мы с Васькой служили вместе и дружили обычной грубоватой армейской дружбой. Еще двое парней были знакомы еще на гражданке. А всего нас было шестеро. Зануд и тупых среди нас не было.

Суббота. Санитарка убирает нашу палату и беззаботно болтает со всеми нами о разной ерунде. Я пишу в общей тетради "Дух войны". Санитарка спрашивает - что это я делаю. Я не отвечаю, зато парни с готовностью говорят, что я пишу книгу. Она настораживается - это же необычно: Потом ее взгляд падает на мое лицо и она делает мне замечание по поводу моей небритости. "Если не побреешься сегодня, скажу обо всем начальнику отделения ( мы лежали в инфекционном)." Я из духа противоречия сразу сказал, что не буду бриться.

- Это еще почему?

- А: мне нельзя:

- Почему это тебе нельзя?!

Тут в дело потихоньку вмешиваются парни. Я не буду расписывать кто из них что говорил, приведу лишь общую схему дальнейшего разговора.

- Сегодня суббота, а мне по субботам нельзя.

- Он еврей, ему вера не позволяет. Они вообще не работают по субботам. Даже в туалет не ходят.

- Да не еврей он! Он сектант. Он нам рассказывает про свою секту каждый вечер. Про нового Бога в которого они верят.

- И завлекает нас в свою секту. Пытается обратить нас в его веру. Рассказывает про это по ночам, как стемнеет, а если мы его не слушаем, начинает кричать и беситься:

- Он вообще ближе к вечеру, когда солнце садится, злее становится. Нервничает, угрожает, что нам не поздоровится, если мы не станем верить в его Бога.

- А по ночам он стонет, скрипит зубами, иногда просыпается среди ночи и начинает молиться. Бубнит что-то не на русском языке, головой в стену и в пол бьется.

- Да, он часто после отбоя кричит, у него пена выступает, он клянется, что убьет всех, кто ему будет мешать:

Все это время бабка - санитарка слушает их с открытым ртом. Потом начинает говорить со мной.

- Ты зачем мальчикам голову своей сектой дуришь!!! Ты мне пацанов не дурмань!!! Ишь ты! Они хорошие парни, а ты их всякой гадости научишь:

- Я их ничему плохому не научу.

- А зачем ты им про секту рассказываешь?

- Чтобы они знали.

Парни снова подливают масла в огонь:

- А еще он говорил, что у них в секте раз в год приносят человеческие жертвы.

- Какие жертвы?!

- Ну, людей убивают и пьют их кровь:

- Да ты что?!

- Да, он так говорил!!!

Я начинаю делать вид, что я испугался их слов, что меня вроде выдали с головой, начинаю утрированно отнекиваться.

- Я не говорил такого! Про жертвы я не говорил! Какие такие человеческие жертвы?!

- Ты что это, а ?! Мы тебя переведем в другую палату. Подальше от хороших ребят.

- Не надо: не переводите: А хотя делайте что хотите. Я буду к ребятам по ночам приходить. Вылезать в окно и по карнизу пробираться до их форточки:

- А я буду окно на ночь закрывать.

- Закрывайте. Нас в секте учат сквозь стены проходить:

Тут у бабки наступает ступор. Она просто лупает глазами и смотрит на меня в течение двух - трех минут.

- Как сквозь стены: - наконец приходит она в себя.

- Обыкновенно. Я правда пока еще не умею целиком: Только руку по локоть могу в стену сунуть:

- Ну-ка, покажи.

- Нет. Не буду. Долго настраиваться надо. Медитировать:

Про себя думаю - проглотит это - значит готов клиент. Нет - значит поймет, что мы просто прикалывались.

Санитарка роняет швабру и убегает из палаты. Серьёзные лица парней расплываются в улыбках, а когда шаги ее затихают вдалеке, палата взрывается дружным громким мужским ржанием. По - другому не назовешь. Минут пять беспробудного хохота обессилили всех шестерых. Тут мы слышим торопливые шаги: Я забираюсь в углубление в стене. ( Не знаю, для чего оно было сделано в прошлом веке - дело в том, что госпиталь располагался в бывшем особняке какого-то богатого "пана" и весь дизайн помещений был вековой давности. Углубление это у меня с первой минуты ассоциировалось с какой-то кельей, а тут такое совпадение:)

- Это наверное она: смотрите:

- Да, да, это она: Давай:

- Агунбурдыр:алла:гарбурмундыр..халламаа..хабрумбундыр:аннуалла:

- Мальчики, я: - она пулей влетела в палату, но на нее зашикали.

- Смотрите: Молиться: Отомстить нам обещал за то, что выдали его:

- Его сейчас лучше не трогать:

- Да, не то он разозлится. Он всегда злится, если его во время молитвы отвлекаешь.

Причем сказано это было самым зловещим шепотом.

Санитарка снова убегает. Теперь уже ясно, что явится она не одна, если явится вообще, так что я быстро выбираюсь из своей "молельни" и ложусь на кровать под одеяло, взяв в руки книжку. Не проходит и минуты, как в палату прибегают эта санитарка вместе со старшей и дежурной медсестрами. Бабка тычет в меня пальцем и тихо бормочет им на ухо - "Вот этот. Он. Этот вот."

- Ну, расскажи нам, в какого это своего Бога ты веришь? - спрашивает меня старшая медсестра.

- В какого "своего" Бога? Я христианин. Вот крестик. Спаси и сохрани: О чем вы?!

- А расскажи нам: А ты: - начинает было санитарка и тут понимает, что ее подставили: На нее с укором смотрят все, а она только стоит и пожимает плечами:Больше она к нам в палату никогда не заходила, а в коридорах все равно шарахалась он меня, как от чумного:



Расстегнутые



Хочется рассказать еще об одном армейском неуставном понятии - расстежке. Смысл его примерно такой: слоны приходят в армию ничего не умея, ничего не зная, они еще никак не проявили себя в этом коллективе, не отстаивали своих принципов, не показывали, что они из себя представляют: Постепенно, адаптируясь в новых условиях они набираются опыта, умения, проявляют свои человеческие качества. Деды за ними внимательно наблюдают все время. Кто-то вызывает неприязнь, кто-то сочувствие, кто-то располагает к уважению. Чем лучше с точки зрения дедов слон себя проявил, тем больше у него шансов "расстегнуться" раньше других. Что такое "расстежка"? Это разрешение слону делать все, что раннее ему делать не разрешалось - руки в карманах, расстегнутая верхняя пуговица на камуфляжном кителе, возможность по вечерам "качаться" в спорт - уголке и много других мелочей, таких привычных на гражданке, что о них думаешь только когда их лишаешься. Расстежка - хитрый процесс, имеющий свои особенности в разных воинских частях - но в общем-то сводящийся примерно к следующему. Слону говорит его дед, что собирается расстегнуть его. Называется сумма, за которую слон будет расстегнут. Как только слон достает необходимую наличность, его отводят в укромное местечко. Там дед двенадцать раз бьет по "сидячему" месту ремнем, точнее, его металлической бляхой ( каждый раз приговаривая - "за дедушку ; за девушку; за службу ; за дружбу; за :" и дальше примерно в таком же духе), а после - отрывает все пуговицы на кителе ( хватает его за края и дергает в разные стороны. Расстежка такое же важное событие для большинства солдат в армейской жизни, как свадьба для большинства людей - в обычной жизни.



Плохое



Меня всегда выбивают из колеи мелочи. Если происходит какая-то большая гадость, то мне легко с ней бороться. Глобальное можно подавить в себе, в то время, как из-за мелочей не удается успокоиться. Они достают своей незначительностью, но регулярностью. Знаете про китайскую пытку каплями, падающими на голову в одно и то же место скажем, раз в полминуты? Люди сходили с ума от этого, если верить некоторым источникам. Не думаю, что человек сошел бы с ума, если бы на него вылили ведро воды разом. Так вот, бывали такие периоды в армии, когда казалось, все, что вокруг непоправимо плохо:

Насколько я помню, всю армию я прошел со здоровым и, к сожалению, не осуществившимся желанием бросить курить. За полтора года до армии я на год бросил. Потом, правда, снова закурил, но ведь бросил же. Значит и теперь, в армии, мог бы: Но нет. Что-то мне мешало. То ли отсутствие силы воли ( НО Я ВЕДЬ БРОСАЛ!? ), то ли отсутствие стимула, то ли нежелание напрягаться: Я продолжал курить и сейчас продолжаю. Меня злило то, что я не могу сделать то, что хочу.

Меня окончательно достали наряды по столовой. Каждые трое суток я проводил почти 24 часа в столовой в окружении кипящих бачков, сырости, грязной посуды, "рвотины - блевотины" в бачках с отходами. По столам в зале размазывают кашу и макароны, выливают на них суп; разбрасывают вокруг кости от рыбы; в пластмассовые стаканчики с цветами наливают недоеденное варенье или сгущенку ( не подумайте, что так кормят в армии : сладости и вкусности для дедушек - это обязанность слонов). Благо еще, что на столах не наблевано, хотя часто создается именно такое впечатление. А деды, знай, допекают - это не наша скамейка - она шатается ; почему солонка наполнена только на половину?!; к ужину чтобы поменял цветы в нашем стаканчике на свежие! ; тут нам слоны сало оставляли в столе - где оно?! И так далее:

Выход у меня был. Вместо столовой я мог бы сесть за приемники на боевое дежурство. Загружаться азбукой Морзе. Но тут был очередной облом. Я пропустил много занятий, пока лежал в госпитале и вот уже парень, с которым мы раньше знали "морзянку" на одном уровне, сидел на стажировке и практически был готов заступить на дежурство, а я: позабыл даже то, что успел изучить за недолгий промежуток времени. По - крайней мере, в первый день, когда были занятия по Морзе, я едва слышал половину букв, хотя знал все.

Наш сержант окончательно спятил под конец своей службы и впал в маразм. За то, что ему не дали сразу же после "пайки" сигарету, он запрещал нам курить сутки. (Тут, правда, были два НО. 1) Мы все равно тайком курили. 2) Он сам говорил, что собирается бросать и что-то вроде того : Если попрошу сигарету - дайте, но специально покупать не надо. И сам же нарушал свои слова, злясь, когда под руками не оказывалось сигарет.) Он постоянно придумывал дурацкие и незаслуженные наказания за малейшие проступки:

В увольнения в нашей части ходили часто. Очень часто. Я после армии на гражданке говорил с некоторыми парнями, которые служили в разных частях Беларуси. Кто-то из них вообще за весь срок службы кроме отпуска дома не был. Кто-то был раза три. В нашей части самые - самые "залетчики" и то раз пять-семь ходили в увольнения. Но я все это не к тому рассказываю. Очень часто накладывались ограничения на список увольняемых. Это был один из старых добрых способов усмирения солдат. Человеку, который год не был дома ничего не помешает напиться или подраться. А человек, которого отпускают раз в три недели - десять раз подумает - хочет ли он попасть домой на выходных. Ограничения накладывались разными способами - если кто-то вернулся пьяный - страдают все, чтобы другим не повадно было. Если предстоит важная проверка, например по "физо", то в увольнения пойдут только те, у кого нет двоек. Зачем взывать к духу патриотизма и соперничества, если есть такие понятия, как "домашний уют" и "друзья и подруги"? Вот, была как раз одна из таких проверок. Я знал, что как бы я ни сдал "физо", в увольнения я ходить все равно буду - в штабе была нужна бумага, ленточка для принтера, ксерокопии, срочные документы: но меня угнетало то, что я сдал стометровку и подтягивание, а на трех километрах умирал как отравившийся суслик. Ни собирание воли в кулак, ни моральное самобичевание не могли заставить меня пробежать эту дистанцию. Прокуренные легкие и слабые, нетренированные ноги.

Была одна отличная вещь - в часть можно было звонить по телефону и парень, что сидел на коммутаторе ( естественно тоже из роты связи - свой ) соединял. Можно было помимо писем общаться и по телефону, но и тут были обломы. Иногда связь внезапно прерывалась, иногда я приходил из клуба и мне говорили, что мне звонили, но меня не нашли, иногда просто ни хрена не было слышно : связь то военная!!! Нет ничего хуже, чем неудавшийся разговор. Лучше неделю-другую не слышать голосов родных, друзей и подруг, чем услышать на секунду, прерванный короткими гудками:

Были еще тысячи и тысячи мелочей, которые доставали, доставали и доставали. Дурацкие порой фильмы в клубе, несвежая порой "пайка", неудобные "панцирные" кровати, взбесившийся из-за пропавшего ножного полотенца старшина: И т.д. , как говорится, и т.п.



Госпиталь 2



Хотите посмеяться? Меньше месяца прошло, как я снова загремел в госпиталь. В прошлый раз это был неуверенный в себе бронхит. На этот раз - тяжелое воспаление легких. Шли последние дни весны. Я вернулся из увольнения, отпраздновав дома свой день рождения, заступил в наряд по столовой, едва отстоял ужин, а утром "сделал ручкой" родной в/ч и меня увезли в госпиталь. Бедолага майор из санчасти здорово перепугался за мое драгоценное здоровье. На этот раз я пробыл в госпитале двадцать один день. Много всего там произошло, но как-то не особо тянет рассказывать об этом. То же самое что и в части, только изменилось местоположение. Те же придурки, которые умудряются напиться и начать буянить, думая, что им за это ничего не будет. Те же завернутые на дедовщине личности, которые считают, что я, солдат первого периода службы не имею морального права попросить их заткнуться, если после отбоя они ржут, как кони, вопят всякие несуразности и травят анекдоты так громко, что слышно, наверное, в северном Китае.

Единственное, что доставило мне хоть какое-то удовлетворение, это было обилие новых мыслей и ощущений. Мы выносили труп из палаты интенсивной терапии часа в четыре утра, а затем на дребезжащей как жестянка машине скорой помощи везли его в морг. На носилках поднимали по самой узкой в мире лестнице в отделение реанимации тяжеленного, шестидесятилетнего сердечника, который то готов был вот-вот отдать концы, то порывался встать и идти сам. Однажды я вместе с молоденькой медсестрой сопровождал психа - майора в отставке на проверку в местную психушку. У него обострилась язва на почве очередного нервного срыва. Я закончил "Дух войны" в конце концов. И в те два часа, которые ушли на написание концовки, я не помнил ни кто я, ни где я: словно я сидел у себя дома за пишущей машинкой, а не в госпитале с общей тетрадью, дрянной шариковой ручкой (красной! - других у меня не было в тот момент) и на армейской табуретке. Наши деды увольнялись в запас, а меня в части в те дни не было: Я видел растущее на крыше "нежилого" крыла госпиталя дерево. Как оно приютилось в разбитом шифере на лохмотьях мха и невесть откуда взявшейся земли - ума не приложу: Много. Очень много было нового. Но все равно я рвался в часть. Там все уже почти что родные лица, там люди с которыми можно нормально пообщаться, там возможность попасть домой на выходные, там "морзянка", там компьютер, там телефон и письма: Там обжитое место, в суровых условиях которого я был максимально приспособлен получать хоть какое-то удовольствие от армейской жизни. Однако, начало шестого месяца службы я встретил в больничной койке, на удивление самому себе сожалея, что не попрощаюсь со своими "дедами". В конце концов они были обычные парни. И далеко не звери по отношению к молодым даже если сравнивать с другими ротами.



Боевое дежурство



Когда я вернулся из госпиталя, на меня набросились как на спасательный круг. Я был единственным из оставшихся "срочников", кто более менее пригодно знал морзянку. Двое свежеиспеченных радистов уже сидели на боевом дежурстве, но нужен был кто-то третий, чтобы все по очереди смогли сходить в отпуск. Кроме того, один из радистов был с больным ухом и его надо было уложить в госпиталь на обследование. За приемниками необходимо сидеть круглые сутки. Есть две смены - один радист сидит - другой спит и наоборот: Положение было сверхсерьезным. Поэтому со мной два дня, по несколько часов позанимался морзянкой командир взвода и меня уже посадили на стажировку на неделю. Т.е. через неделю я уже должен был заступить на дежурство. Я. Я - человек, не слышавший азбуки Морзе практически месяца два, а до этого учившийся ей от силы недели три - часов по пять в неделю. Это мне напомнило, как моя мать рассказывала о том, как ее научили плавать в детстве. Просто занесли на глубину и кинули в воду. Хочешь жить - плыви. Не хочешь - тони.

Короче, после стажировки я сел за приемники. Первые несколько суток голова у меня пухла от излишней сосредоточенности. Потом я научился слышать только то, что предназначается мне или по меньшей мере похоже на то, что передавали бы мне, но поначалу я слушал все. Каждую радиограмму, все закодированные переговоры, малейший писк приемника.

Времени для всевозможных размышлений у меня было предостаточно, времени для написания писем - тоже, поэтому я думал о чем угодно и тоннами отсылал в родной Витебск письма. Кстати, о письмах. Я попросил Машу, а ей я писал в армии примерно раз в три - четыре дня ( а на БД - боевом дежурстве бывало и каждый день), чтобы она сохранила все мои письма. Я уже в части начал писать "Мою армию". В те редкие часы, когда я оказывался за компьютером и мне не надо было успевать за два часа отпечатать сорок страниц рукописного текста и когда над душой не висел никто из офицеров. И я знал, что ничто так не поможет мне потом восстановить события, моё восприятие всего, мои мысли, как письма. В них все как на ладони - что меня волновало больше всего, о том я и писал. Но для написания этой повести мне пригодились лишь те, что были датированы первым полугодием службы. Потом жить стало гораздо легче и скучнее. Все вокруг превратилось в процесс ожидания увольнения в запас, хоть и оставалось еще много. Были, конечно, определенные нюансы и теперь: Например, я не забуду, когда я спал часа по три по четыре в сутки в течение двух недель. Мы с напарником сидели каждый по полдня и полночи. Получалось так, что я сплю несколько часов после отбоя, потом меня будят, я иду меняю другого радиста до завтрака, а потом, вместо положенного сна меня тащат на компьютер. Естественно, что отказаться я не могу - я "кормлюсь этим хлебом" ( я про увольнения ). И вот получается: Иногда и второй радист не мог поспать днем во время моей смены - потому, что для меня было много срочной работы и он сидел за приемниками за меня - пока я стучал по клавишам этажом выше. Потом вернулся из отпуска наш третий радист, мой напарник - наоборот, ушел в отпуск, срочных бумаг стало поменьше и вроде спокойно я прожил почти месяц. Самое интересное, что для меня время на БД - боевом дежурстве шло очень быстро - получалось, что ночная смена как-то выпадала из восприятия окружающего мира - такая уж у нее специфика, а день длился всего несколько часов, потому, что до обеда я спал положенное время. Прошел еще почти месяц. Прошел непрерывно и ровно. Не существовало ни выходных, ни будней. Ни праздников, ни тяжелых трудовых дней. Я все время только спал, ел и слушал "азбуку Морзе". Это время совершенно безликое для меня на данный момент, поэтому два месяца занимают несколько строк, а ведь про первые два месяца я исписал не один десяток страниц:







После отпуска



Чувствую, что приближаюсь к завершению своего повествования, потому, что ничего примечательного больше не происходило. Пришли новые слоны, которые не ощутили на себе вообще никакой дедовщины в том ее понимании, которое отпугивает большинство молодых людей от армии. На моем призыве дедовщина в нашей части закончилась. Я вел себя вразрез со всеми армейскими традициями, с которыми я сталкивался в первые полгода. Я был "дедом", но я ел масло во время стодневки, запрещал слонам расстилать и застилать мою кровать, не требовал идиотских ответов на идиотские вопросы вроде "Сколько прослужил". Я никого не расстегивал. У меня не было слонов. Я не забирал у молодых получку. Я не требовал сигарет. Это не оттого, что я боялся попасть на гауптвахту или лишиться увольнений. Просто я уважаю себя. А оттого, что я не делал ничего "дедовского", меня меньше уважать не стали. После отпуска за меня взялись серьезно все высокопоставленные начальники и командиры. Я ездил домой едва ли не по два - три раза в неделю. Я уже не сидел на боевом дежурстве, и либо торчал за компьютером в части, либо был дома. Последние три месяца я даже не могу назвать службой - скорее частые поездки в дизеле туда - сюда:



Дембельский блокнот



Я часто ссылался на армейские поговорки и афоризмы. Все они взяты из "дембельских" блокнотов. Их заводят почти все. Там рисуют, пишут свои стихи или переписывают чужие, фразочки, карикатуры, различные "приколы" и т.д. Приведу наиболее интересные на мой взгляд вещи из своего дембельского блокнота:

* Армия - это большая семья, но лучше бы я остался сиротой

* Армия - единственное место, где молодой мечтает стать дедушкой

* Армия - это место, где никто ничего не делает, но и на месте не стоит

* Армия - это цирк, где нет арены, зато много клоунов

* Армия - это школа для мужчин и экзамен для женщин

* Солдат - как огнетушитель - пока не ударишь - не заработает

* Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона

* Армия - это волчья тропа и ее надо пройти оскалив зубы

* Голодный слон хуже пьяного дембеля

* Табурет в руках пьяного дембеля - оружие массового поражения

* Лучше слов на свете нет - перекур, отбой, обед:

* Только сон приблизит нас к увольнению в запас

* Не спорь со старшиной, что Земля круглая - заставит выровнять

* Армия - это огонь в котором закаляется молодость, но сгорает здоровье

* В армии первый признак усталости - потеря сознания

* Жизнь - это книга. Армия - страница, вырванная из этой книги на самом интересном месте.

* Чтобы служить в армии, нужно иметь :

А) крепкие нервы

Б) железный желудок

В) наглую рожу)

* Солдат должен стрелять, как ковбой и бегать, как его лошадь

* Если Родина думает, что она нас кормит и одевает, то пусть она думает, что мы ее защищаем

* Когда виноватого нет, его назначают

* Солдат как маленький трактор - пыхтит, рычит, но работает

* Чем шире наши морды, тем плотнее наши ряды

* Я другой такой страны не знаю, где так вольно, смирно и равняйсь

* Если солдату холодно в шинели, значит он не работает

* Не тот силен, кто не упал, а кто упал и смог подняться

* Не умер в пеленках, не умру и в партянках

* Чем больше писем от друзей, тем чище ж..а у солдата

* Масло съел и день прошел. Съел яйцо - прошла неделя: Что б еще такое съесть, чтоб вся служба пролетела

* Армия кажется романтикой только для тех кто в ней не был

* За службу солдат съедает 16 кг. масла, а овса столько, что стыдно лошади в глаза посмотреть

* Отслужил - радуйся; служишь - гордись; будешь служить - вешайся

* Хороший солдат - мертвый солдат

* В армии нет больных - есть только живые и мертвые

* Водку больше я не пью, колбасу не кушаю

Кружку чая сербану и сержанта слушаю:

* Куда солдата не целуй - все равно в одно и то же место попадаешь

* "Дембель неизбежен" - сказал слон, вытирая слезы половой тряпкой

* Ни КГБ ни МВД не остановят ДМБ!

* Миру - мир, солдату дембель

* У солдата есть сердце - оно называется желудок

* Неужели ты устала

Почему на лице твоем грусть?

Хочешь что-нибудь из Устава

Я прочту тебе наизусть?



Эпилог



Возможно, я что-то упустил в своем повествовании, возможно, картина получилась не достаточно четкая: Прошу прощения за это. Я старался как мог. Ну, и несколько слов на прощание:

Я не жалею о том, что отслужил в армии. Не хочется разжевывать это, раскладывать по полочкам и объяснять. Если вы внимательно читали - все и без того понятно. Я НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ!!! И я гораздо больше буду уважать парня, который служил, чем того, который не знает портянок, кирзовых сапог, несправедливых начальников и волчьего голода: За сим, позвольте откланяться:



КОНЕЦ



(АПРЕЛЬ' 2001 ВИТЕБСК)







А. Калиновский Моя армия